Я внимательно оглядел нежданного гостя. В нем вообще не ощущалось страха. Была бесшабашная злая решимость. Как у человека, подведшего черту и скинувшего давно тяготивший его груз.

— Я их грохнул. Всех, — рубанул он воздух ладонью, похожей на лопату.

— Кого — всех? — полюбопытствовал я.

— Ну, Богуна, куренного нашего. Свиста — тот с областного провода. И немчика.

Я изумленно уставился на гостя. Если он прав, то мне надо тут же его обнять и наградить именными часами. Потому как за Богуном мы бегали по лесам уже полгода. А Свист — тоже сволочь известная, полковник из генеральной военной округи «Север».

— Рассказывайте, гражданин, — строго произнес я.

Со слов Крука получалось, что он давно тяготился тем, что делает. Одно дело биться, как солдат, с врагами Отечества. Другое — заниматься карательными акциями против народа. Сильно покоробило его заявление Шухевича о том, что пускай погибнет большая часть украинского народа, но остальная будет наша.

В прошлом горный инженер, он уже лет десять участвовал в деятельности различных структур ОУН. Знал многих. И давно хотел расплеваться с ними. Все не решался. Но этот гость из-за линии фронта переполнил чашу терпения.

В ту ночь немецкие самолеты сбросили не только ценный для прячущихся в лесах «повстанцев» груз, но и двоих «фрицев», полномочных представителей немецкого командования. Что у них за миссия — простому сотнику не донесли. Доходили слухи, что прибыли они на переговоры с центральным проводом ОУН, и предстояла какая-то масштабная акция.

Крук был на заимке, когда туда привели этих двоих немцев. Держались они чопорно, высокомерно, как хозяева. Хоть бы раз улыбнулись. Зато принимающие их руководители бандеровских формирований не знали, как еще расшаркаться и как шире улыбку растянуть, но при этом чтобы щеки не полопались.

Крук как увидел «фрицев», так и застыл каменным столбом. Того, что помоложе, спесивого мерзавца, он запомнил очень хорошо. Приходилось столкнуться пару раз с ним еще во время оккупации немцами Украины. Именно эта гладкая брезгливая харя командовала зондеркомандой, которая сожгла целое село за связь с партизанами.

Вообще-то, сел зондеркоманды сожгли немало. Но именно в том селе была одна многочисленная семья — родня Крука. Последние его близкие люди. И сейчас, при виде этого офицера, былое горе, а вместе с ним и ненависть прорвали плотину в его сознании. И мелькнула мысль: «Или сейчас, или уже никогда».

Стрельцы из сотни Крука обеспечивали охрану важной встречи и с гордостью несли службу, чутко прислушиваясь и присматриваясь к лесным шорохам. А договаривающиеся стороны беседовали в доме, по традиции разбавляя разговор доброй закуской и хорошей выпивкой, где кроме самогона имелся и отличный французский коньяк.

Крук не стал изобретать хитрых ходов. Он просто приказал несшим охрану подчиненным занять другие позиции. Сам же направился к домику. Одной очередью обнулил скучающую на крыльце и прилично продрогшую на морозе личную охрану полковника Свиста из трех человек. Потом бросил гранату в дом. Спокойно зашел туда и деловито добил всех присутствующих.

В возникшей неразберихе сразу никто не понял, что произошло. Тем более Крук теперь оставался старшим по званию и должности. В результате он спокойно ушел, и его даже преследовать не стали.

Вот и стоял сейчас вопрос: к стенке этого заслуженного бандеровца или использовать в дальнейшей работе?

Я его запер в камеру и сообщил в Луцк. Оттуда вскоре прибыл начальник ОББ области. Он долго беседовал с Круком. Притом добрый такой разговор был — я им замаялся чай с печеньем таскать.