И под конец, когда
вещи, почитавшиеся утраченными, оказались либо вовсе не
утраченными, либо излишними и ненужными, речь должна была идти,
по сути говоря, только об одной драгоценности, но это был
впрямь чрезвычайно важный, основополагающий, безусловно
необходимый документ, который был действительно потерян, и
притом без всякой надежды его найти. Впрочем, мнения о том,
находился ли этот документ, исчезнувший вместе со слугою Лео,
вообще когда-либо в нашем багаже, безнадежно разошлись. Если
касательно высокой ценности документа и полнейшей
невосполнимости его утраты господствовало всеобщее согласие, то
лишь немногие среди нас (и в их числе я сам) решались
определенно утверждать, что документ был взят нами в дорогу.
Один заверял, что хотя нечто подобное лежало в полотняном мешке
Лео, однако это был, как и естественно себе представить, никоим
образом не оригинал, всего лишь копия; другие готовы были рьяно
клясться, что никому и в голову не приходило брать с собой в
путь не только сам документ, но и копию, ибо это явило бы
прямую насмешку над самым смыслом нашего путешествия.
Последовали горячие споры, в ходе которых выяснилось, что и о
существовании оригинала как такового (безразлично, имелась ли
копия в нашем обладании и затем была утрачена, или нет) ходили
разнообразные, противоречившие друг другу толки. Если верить
одним, документ сдан на сохранение правомочной инстанции в
Кифхойзере. Нет, отвечали другие, он покоится в той же урне,
которая содержит прах нашего покойного мастера. Что за вздор,
возражали третьи, каждый знает, что мастер начертал хартию
нашего Братства, пользуясь одному ему понятной тайнописью, и
она была сожжена вместе с его бренными останками по его же
приказу, да и сам вопрос об этом первозданном оригинале хартии
вполне праздный, коль скоро после кончины мастера он все равно
не был проницаем ни для одного человеческого ока; напротив, что
необходимо, так это выяснить, где обретаются переводы хартии,
изготовленные еще при жизни мастера и под его наблюдением, в
количестве четырех (другие говорили--шести). По слухам,
существовали китайский, греческий, еврейский и латинский
переводы, и они сохраняются в четырех древних столицах. Наряду
с этим возникали также другие утверждения и мнения, одни упрямо
стояли на своем, другие давали себя ежеминутно переубедить то
одним, то другим аргументом своих противников, чтобы так же
быстро сменить новую точку зрения еще на одну. Короче говоря, с
этого часа в нашей общности больше не было ни устойчивости, ни
единомыслия, хотя наша великая идея пока еще не давала нам
разбрестись.
Ах, как хорошо помню я наши первые споры! Они били чем-то
совершенно новым и неслыханным в нашем довело столь ненарушимо
единодушном Братстве. |