Герман Гессе. Паломничество в страну Востока
Раз уж суждено мне было пережить вместе с другими нечто
великое, раз уж имел я счастье принадлежать к Братству и быть
одним из участников того единственного в своем роде странствия,
которое во время оно на диво всем явило свой мгновенный свет,
подобно метеору, чтобы затем с непостижимой быстротой стать
жертвой забвения, хуже того, кривотолков,-- я собираю всю свою
решимость для попытки описать это неслыханное странствие, на
какое не отважился ни единый человек со дней рыцаря Гюона и
Неистового Роланда вплоть до нашего примечательного времени,
последовавшего за великой войной,-- времени мутного,
отравленного отчаянием и все же столь плодотворного. Не то
чтобы я хоть сколько-нибудь обманывался относительно
препятствий, угрожающих моему предприятию: они весьма велики, и
притом не только субъективного свойства, хотя и последние уже
были бы достаточно существенными, В самом деле, мало того, что
от времени нашего странствия у меня не осталось решительно
никаких записей, никаких помет, никаких документов, никаких
дневников,-- протекшие с той поры годы неудач, болезней и
суровых тягот отняли у меня и львиную долю моих воспоминаний;
среди ударов судьбы и все новых обескураживающих обстоятельств
как сама память моя, так и мое доверие к этой некогда столь
драгоценной памяти стали постыдно слабы. Но даже если отвлечься
от этих личных трудностей, в какой-то мере руки у меня связаны
обетом, который я принес как член Братства: положим, обет этот
не ставит мне никаких границ в описании моего личного опыта,
однако он возбраняет любой намек на то, что есть уже сама тайна
Братства. Пусть уже много, много лет Братство не подает никаких
признаков своего осязаемого существования, пусть за все это
время мне ни разу не довелось повстречать никого из прежних
моих собратий,-- в целом мире нет такого соблазна или такой
угрозы, которые подвигли бы меня преступить обет. Напротив,
если бы меня в один прекрасный день поставили перед военным
судом и перед выбором: либо дать себя умертвить, либо предать
тайну Братства,--о, с какой пламенной радостью запечатлел бы я
однажды данный обет своею смертью!
Позволю себе попутно заметить: со времени путевых записок
графа Кайзерлинга появилось немного книг, авторы которых
отчасти невольно, отчасти с умыслом создавали видимость, будто
и они принадлежали к Братству и совершали паломничество в
страну Востока. Даже авантюрные путевые отчеты Оссендовского
вызвали это подозрение, не в меру для них лестное. На деле все
эти люди не состоят с нашим Братством и с нашим паломничеством
ни в каком отношении, или разве что в таком, в каком
проповедники незначительных пиетистских сект состоят со
Спасителем, с апостолами и со Святым Духом, на особую близость
к каковым они, однако же, притязают.
|