В первый миг
радостной неожиданности я едва его не окликнул. И теперь,
только теперь, мне вспомнилось, что ведь и его насвистывание
было мне знакомо, я столько раз слышал его во время нашего
паломничества. Это были те же звуки, что тогда, и все же до
чего по-иному, как странно отзывались они во мне! Я ощутил
чувство боли, словно удар по сердцу: до чего иным стало с тех
пор все--небо, воздух, времена года, сновидения и само
состояние сна, день и ночь! Как глубоко и как страшно
переменилось для меня все, если звук насвистываемой мелодии,
ритм знакомый шагов одним тем, что напоминал мне о потерянном
былом, мог с такой силой ранить меня в самое сердце, мог
причинить мне такую радость и такую боль.
Он прошел мимо меня, упруго и легко нес он свою обнаженную
голову на обнаженной шее, выступавшей из открытого ворота синей
рубашки, дружелюбно и весело удалялся он по вечерней улице, его
ноги шагали почти неслышно, не то в легких сандалиях, не то в
обуви гимнаста. Я пошел за ним, не имея притом никаких
намерений. Разве мог я не пойти за ним? Он спускался по улице
вниз, и какой бы легкой, упругой, юношеской ни была его
походка, она одновременно была вечерней, имела в себе
тональность сумерек, звучала в лад часу, составляла единое
целое с ним, с приглушенными звуками из глубины затихающего
города, с неясным светом первых фонарей, которые в это время
как раз начинали загораться.
Дойдя до сквера, что у ворот церкви святого Павла, он
свернул, исчез между высокими круглящимися кустами, и я
прибавил шагу, боясь его потерять. Тут он появился снова, он
неторопливо шествовал под ветвями акаций и сирени. Дорожка в
этом месте змеится двумя извивами между низкорослых деревьев,
на краю газона стоят две скамейки. Здесь, в тени ветвей, было
уже по-настоящему темно. Лео прошел мимо первой скамейки, на
ней сидела парочка, следующая скамейка была пуста, он сел на
нее, прислонился, запрокинул голову и некоторое время глядел
вверх на листву и на облака. Затем он достал из кармана
маленькую круглую коробочку из белого металла, поставил ее
рядом с собой на скамейку, отвинтил крышку и принялся не спеша
выуживать что-то из коробочки своими ловкими пальцами,
отправлять себе в рот и с удовольствием поедать. Я сначала
расхаживал взад и вперед у края кустов; потом подошел к его
скамейке и присел на другой конец. Он взглянул в мою сторону,
посмотрел своими светлыми серыми глазами мне в лицо и продолжал
есть. Он ел сушеные фрукты, несколько слив и половинок
абрикосов. Он брал их, одну за другой, двумя пальцами,
чуть-чуть сжимал и ощупывал каждую, отправлял в рот и жевал
медленно, с наслаждением. |