Все это весит не так уж тяжело. Если самообвинитель
позволит мне так выразиться, это всего лишь обычные глупости
послушника. Вопрос будет исчерпан тем, что мы улыбнемся над
ними.
Я глубоко вздохнул, и все ряды досточтимого собрания
облетела легкая, тихая улыбка. То, что самые тяжкие мои грехи,
даже безумное предположение, что Братства более не существует и
один я сохраняю верность, были, по суждению первоверховного,
всего лишь "глупостями", ребяческим вздором, снимало с моей
души несказанное бремя и одновременно очень строго указывало
мне мое место.
-- Однако,-- продолжал Лео, и тут его мягкий голос стал
печальнее и серьезнее,--однако обвиняемый изобличен и в иных,
куда более серьезных прегрешениях, н хуже всего то, что в них
он не обвиняет себя, более того, по всей видимости, даже не
думает о них. Да, он глубоко раскаивается в том, что
несправедливо мыслил о Братстве, он не может себе простить, что
не увидел в слуге Лео первоверховного владыку Льва, он даже
недалек от того, чтобы усмотреть, сколь велика его собственная
неверность Братству. Но если эти мысленные грехи, эти
ребячества он принимал чересчур всерьез и только сейчас с
великим облегчением убедился, что с вопросом о них может быть
покончено улыбкой, он упорно забывает о действительных своих
винах, число коим легион и каждая из которых по отдельности
настолько тяжела, что заслуживает строгой кары.
Сердце в моей груди испуганно затрепетало. Лео заговорил,
обращаясь ко мне:
-- Обвиняемый Г., в свое время вам еще будут указаны ваши
проступки, а равно и способ избегать их впредь. Единственно для
того, чтобы стало понятно, как мало уяснили вы себе свое
положение, я спрошу вас: помните ли вы, как вы шли по городу со
слугою по имени Лео, отряженным к вам в качестве вестника,
чтобы проводить вас в Высочайшее Присутствие? Отлично, вы
помните это. А помните ли вы, как мы проходили мимо ратуши,
мимо церкви святого Павла, мимо собора и этот слуга Лео зашел в
собор, чтобы преклонить колена и вознести свое сердце; вы же не
только уклонились от обязанности войти вместе с ним и разделить
его молитвы, нарушая тем самым четвертый параграф вашего обета,
но предавались за дверями беспокойной скуке, дожидаясь конца
досадной церемонии, которая представлялась вам совершенно
излишней -- не более чем неприятным испытанием для вашего
эгоистического нетерпения. Так-так, вы все помните. Уже одним
вашим поведением у врат собора вы попрали наиважнейшие принципы
и обычаи Братства -- вы пренебрегли религией, вы посмотрели
свысока на собрата, вы раздраженно отвергли повод и призыв к
самоуглублению и сосредоточенности. Такому греху не было бы
прощения, если бы в вашу пользу не говорили особые смягчающие
обстоятельства.
Теперь он попал в самую точку. |