Итак, брат Г., отвечай мне: готов ли ты в доказательство твоей
веры усмирить свирепого пса? Я в испуге отпрянул.
-- Нет, на это я неспособен,-- вскричал я тоном
самозащиты.
-- Готов ли ты и согласен ли ты по нашему приказу
незамедлительно предать огню весь архив Братства, как глашатай
на твоих глазах предаст огню малую его часть?
Глашатай выступил вперед, протянул руки к строго
расставленным ящикам с карточками, выхватил полные пригоршни,
многие сотни карточек, и сжег их, к моему ужасу, над жаровней.
-- Нет,-- отказался я,-- это тоже не в моих силах. --
Cave, frater,-- громко воззвал ко мне первоверховный,--
предостерегаем тебя, неистовый брат! Я начал с самых легких
задач, для которых достаточно самой малой веры. Каждая
последующая задача будет все труднее и труднее. Отвечай: готов
ли ты и согласен ли ты вопросить суждение нашего архива о тебе
самом?
Я похолодел, дыхание мое пресеклось. Но мне стало ясно:
вопросы будут следовать один за другим, и каждый последующий
будет труднее, любая попытка уклониться поведет только к
худшему. Я тяжело вздохнул и ответил согласием.
Глашатай повел меня к столам, на которых стояли сотни
каталожных ящиков с карточками, я начал искать и нашел букву
"Г", нашел свою фамилию, но сначала это была фамилия моего
предшественника Эобана, который за четыре столетия до меня тоже
был членом Братства; затем шла уже собственно моя фамилия,
сопровождавшаяся отсылкой:
Chattorum r. gest. XC. civ. Calv. infid. 49 6
Карточка задрожала в моей руке. Между тем старейшины один
за другим поднимались со своих мест, подходили ко мне,
протягивали мне руку, после чего каждый удалялся прочь; вот и
престол в вышине тоже опустел, самым последним сошел со своего
трона первоверховный, протянул мне руку, посмотрел мне в глаза,
улыбнулся своей смиренной улыбкой епископа и слуги, вслед за
другими вышел из залы. Я остался один наедине с карточкой в
левой руке, наедине с безднами архива передо мною.
Мне не удалось сейчас же принудить себя сделать требуемый
шаг и навести справки о самом себе. Оттягивая время, стоял я в
опустевшей зале и видел уходящие вдаль ящики, шкафы, ниши и
кабинеты--средоточие всего знания, которое стоило бы искать на
земле. Как из страха перед моей собственной карточкой, так и
под действием вспыхнувшей во мне жгучей любознательности я
позволил себе немного повременить со своим собственным делом и
для начала разузнать кое-что важное для меня в моей истории
паломничества в страну Востока. Правда, я давно уже знал в
глубине моего сердца, что эта моя история подпала приговору и
предана погребению, что мне никогда не дописать ее до конца. |