Едва Лео нас покинул,
как вере и единомыслию в нашем кругу пришел конец; словно
красная кровь жизни покидала нас, вытекая из невидимой раны.
Начались разноречия, а затем и открытые пререкания вокруг самых
бесполезных и смешных вопросов. Примера ради упомяну, что наш
всеми любимый и заслуженный капельмейстер, скрипач по имени Г.
Г., ни с того ни с сего принялся утверждать, будто
дезертировавший Лео прихватил в своем рюкзаке наряду с другими
ценными предметами еще древнюю, священную хартию
Братства--протограф, начертанный рукой самого мастера! Правда,
если понять абсурдное утверждение Г. символически, оно
неожиданно обретает смысл: и вправду все выглядит так, как если
бы с уходом Лео от нашего маленького воинства отлетела
благодать, почившая на Братстве в целом, как если бы связь с
этим целым оказалась утраченной. Печальный пример тому являл
только что упомянутый музыкант Г. Г. Вплоть до рокового часа
Морбио Инфериоре один из самых твердых в вере и верности членов
Братства, притом любимый всеми за свое искусство, несмотря на
некоторые недостатки характера, выделявшийся среди братьев
полнотой искрившейся в нем жизни, он впал теперь в ложное
умствование, в болезненную, маниакальную недоверчивость, стал
более чем небрежно относиться к своим обязанностям, начал
делаться капризным, нервическим, придирчивым. Когда в один
прекрасный день он отстал во время перехода и больше не
показывался, никому и в голову не пришло сделать из-за него
остановку и начинать розыски, дезертирство было слишком
очевидно.
К сожалению, так поступил не он один, и под конец от
нашего маленького отряда не осталось ничего..." У другого
историографа я нашел такое место: "Как смерть Цезаря
знаменовала закат старого Рима, а предательство Вильсона --
гибель демократической концепции человечества, так злополучный
день в Морбио Инфериоре знаменовал крушение нашего Братства.
Настолько, насколько здесь вообще позволительно говорить о вине
и ответственности, в крушении этом были виновны двое по
видимости безобидных братьев: музыкант Г. Г. и Лео, один из
слуг. Оба они, прежде всеми любимые и верные приверженцы
Братства, не понимавшие, впрочем, всемирно-исторической
важности последнего,-- оба они в один прекрасный день бесследно
исчезли, не забыв прихватить с собою кое-какие ценные предметы
и важные документы из достояния нашего ордена, из чего возможно
заключить, что несчастные были подкуплены могущественными
недругами Братства..."
Если память этого историографа была до такой степени
омрачена и наводнена ложными представлениями, хотя он, судя по
всему, писал свой отчет с самой чистой совестью и без малейших
сомнений в своей правдивости,-- какую цену могли иметь мои
собственные записи? Когда бы сыскалось еще десять отчетов
других авторов о Морбио, о Лео и обо мне, все они, надо
полагать, так же противоречили бы друг другу и друг друга
оспаривали. |