– Люди-ии!– прокричал отец Матвей, но его голос лишь звонким эхом отразился от каменных коробок магазинов пустынного Крещатика.– Лю-ди!

Где-то левее послышался шорох. Путаясь в длинных полах рясы, батюшка шагнул в эту сторону, где все еще дымился черный остов какой-то старенькой иномарки.

Кто здесь?– настороженно спросил он, заглядывая за капот.

Шорох становился все отчетливее. На всякий случай выставив впереди себя крест, отец Матвей шагнул вперед, зажав его в потной от ужаса ладони.

Злобный рык раздался откуда-то слева, батюшка еле успел ошатнуться в сторону, пока прямо перед его лицо не промелькнуло что-то черное.

– Ааа!– заорал он, только сейчас рассмотрев нападающего.

Скрюченные почерневшие от тлена пальцы с обломанными под самый корень ногтями на волосатой крепкой мужской руке почти царапнули его по плечу. Спасла плотная ткань рясы, которая только прорвалась, оставив кожу неповрежденной. Перед святым отцом стояло нечто очень отдаленно напоминающее собой в глубоком прошлом человека. Косматые грязные волосы спадали с плеч, закрывая почти половину лица, старая потрепанная одежда. А точнее ее лохмотья, закрывали лишь только треть тела, при чем не самую интимную. Все тело этого существа было покрыто гниющими струпьями и открытыми язвами, из которых сочился трупный яд и желтоватый гной. Отца Матвея передернуло от увиденного кошмара. Он попятился назад, выставив перед собой крест и безостановочно шепча все пришедшие на память молитвы:

– Святая заступница Дева Мария…Во имя Отца и Сына и Святого Духа и ныне и присне....

Существо неприятно заурчало, что одинаково могло означать и недовольство своей промашкой и удовлетворение от того, что жертва приперта к обгорелой машине и теперь никуда не денется. Как волк на охоте, бывший в прошлом мужчиной полуживой труп, нарезая круги, стал медленно сближаться с жертвой, которой себя, как никогда до этого в жизни ощущал отец Матвей.

– Сгинь нечистая! Сгинь!– голос все же дрогнул. Ох, не так, отче представлял себе свою смерть. Ох, не так! Это должно было случиться в полутемной келье, на постели, в солидном пенсионном возрасте, после принятия положенного причастия, но никак не от когтей нестриженого мертвеца, восставшего, словно из могилы.

– Сгинь!– прокричал отец Матвей, заметив короткое резкое движение ног нападавшего. Тот, будто бы присел, совсем по-собачьи, оскалился, показав гнилые зубы с черными корнями, и прыгнул, целя по незакрытыми рясой участками тела.– Сги-инь!– заорал батюшка, понимая, что не успевает ни уклониться, ни увернуться, лишь выставляя перед собой, чисто инстинктивно православный крест.

Последнее, что он увидел, это была оскаленная пасть врага и смрадный запах гниения, сопровождающий это существо, а потом он проснулся…Проснулся, одним рывком сев в постели, твердой, неудобной, как и положено для человека, который всю жизнь свою посвятил служению Всевышнему.

Холодный пот неприятной ледяной струйкой полз между лопатой, заставляя дрожать, вспоминая ночной кошмар. За узким, больше похожим на орудийную бойницу окном занимался рассвет. Небо серело. Ночь рваными клочьями туч спешила побыстрее убраться с небосвода, уступая место солнечному деньку. День сменяет ночь, тьма уходит и становится светло…

– Боже, спаси и сохрани!– широко перекрестился отец Матвей. Босые ступни ног неприятно морозил каменный пол. Батюшка встал с кровати и потянулся к стакану с водой, стоящему на столе. Залпом выпил ледяной напиток, почти не чувствуя холода. За ночь келья выморозилась, а кое-где на каменных стенах проступили серебристые морозные узоры инея.

Что это было? Обычное сновидение? Отдых усталого мозга или все же некое предупреждение? Что если Господь выбрал именно его, никому неизвестного инока для того, чтобы предостеречь человечества от некой серьезной угрозы?

От таких мыслей, попахивающих одним из смертных грехов – гордыней, отец Матвей поежился.