– Я…– попробовала возмутиться ведьма, но поймала мой грозный взгляд, и недовольно пошла облачаться в след за Красовской.

– Есть предположение, что выловить это самое ДНК и не выйдет…– заключил вирусолог, помогая мне одеть защитный шлем на голову. Внутри скафандра было очень жарко. Тело, как будто попало парилку. Прорезиненный он весь скрипел, кряхтел, каждый шаг в нем давался с огромным трудом, и я, если честно, довольно смутно представлял, как в нем можно не только ходить, но и работать. Рядом пыхтела Света. Ей костюм пришелся почти в пору, а вот Янке провалилась в свой, готовая вместить рядом с собой во вторую штанину еще одного человека.

Меня обдало знакомой волной холода. Кто-то применил магию. Легкую, почти незаметную для постороннего взгляда, но магию…Но кто? Я быстро огляделся. Тарас и Иннокентий Наумыч были уже почти готовы. А вот Агриппа только влазила внутрь скафандра, чертова ведьма, все же решила его подкорректировать и уменьшила заклятием размер защитной амуниции. Незаметно я показал ей кулак. Она потупила невинно глазки и пожала плечами. Ох, уж эта ее тяга к красоте…Не доведет она ее до добра! Стремясь отвести внимание ученого и советника Президента от неожиданных метаморфоз, случившихся со скафандром, я обратился к вирусологу с очередным вопросом. Попытался докричаться, но Иннокентий Наумыч, с такой улыбкой, словно объясняя неразумному грудничку, что стул – это стул и на нем надо сидеть, указал пальцем куда-то себе под шею, потом мне, намекая на микрофон. Все правильно! Немного пошевелив у кадыка, я услышал сначала хриплое сипение, а потом спокойный и насмешливый голос ученого:

– Неужели вы думали, что сотрудники нашего центра так и кричат целый день на работе на разрыв?

Я промолчал. Старик мне не понравился с самого начала. Заносчив, ехиден и самовлюблен, а вот Света с Красовской слушали его, раскрыв рты.

– Почему невозможно определить его ДНК?– повторил я свой вопрос уже в микрофон, пытаясь слегка подвигаться в костюме, чтобы привыкнуть к новым мироощущениям.

– Попав в человеческий организм, вирус тут же мутирует, изменяется, приспосабливается, подавляет иммунитет. В итоге на выходе мы получаем совершенно другой вирус, нежели тот, который попал в организм инфицированного изначально.

– Так быстро?– услышал я в динамике голос супруги.

– В этом его ключевая особенность! – гордо заключил Иннокентий Наумыч.

– Значит, лекарство от него найти практически невозможно?– ошеломленно поинтересовалась Яна.

– Почему же?– выпятил тощую грудь в скафандре ученый-вирусолог.– наш институт проводит исследования, работает над тем, чтобы все-таки выявить общий генотип данного вируса и создать вакцину.

– И как скоро возможно ее создание?– неожиданно вступила дотоле молчавшая Агриппина.

– Лет пять, максимум десять…При ускоренных темпах и хорошем финансировании мы можем закончить в рекордные сроки, примерно, года три, но это будет лишь экспериментальный образец, который на реальных людях применять было бы не совсем желательно.

– То есть вы считаете, что они у вас есть, эти десять лет?– возмущенно фыркнула. Словно рассерженная кошка ведьма.– И все эти десять лет люди будут дохнуть, как мухи, а вы будете исследовать, пробовать, экспериментировать в своих гребаных скафандрах, ища выход?

– Почему же вы считаете…

– Потому!– коротко отрезала Агриппа.