– Я бы попросил…– возмутился робко Иннокентий Наумыч, в основном глядя конечно же на Тараса. Ища у него поддержки и защиты, но советник Президента неожиданно принял сторону разбушевавшейся колдуньи.

– Извините, Иннокентий Наумыч, вы, конечно, светила и светоч! Наша гордость и тому подобное, но Агриппа права…Десяти лет у нас нет…Боюсь, даже года. Пройдемте в лабораторию, у нас слишком мало времени…

Обиженный ученый коротко кивнул, лязгнув металлическими сочленениями скафандра. Набрал пальцами в толстых, плотных, прорезиненных перчатках на двери какой-то код, и та поехала в сторону, открывая нам путь в недры самого засекреченного института страны.

Лаборатория по изучению мышиного гриппа представляла собой точно такой же длинный коридор, который нас встретил на вахте, только с множеством дверей и прозрачных стен, собранных из оргстекла. Через них можно было легко наблюдать за тем, что творилось в каждой из секций.

Чтобы взглянуть на их работу, мне приходилось в неудобном скафандре каждый раз поворачиваться всем телом, вместо того, чтобы крутить просто головой. Рядом в микрофоне очарованно вздыхала Светлана, любуясь на дорогое оборудование, да обиженно сопел Иннокентий Наумыч. Остальные двигались молча.

В первой же секции нас встретило несколько сотрудников, которые тщательно рассматривали что-то под огромными стационарными микроскопами. Мне они чем-то напомнили школьников на уроке биологии, когда мы рассматривали луковую чешую. Только в ту пору скафандров на нас не было. Да и вид был более беззаботным.

В другой комнате, кипели пробирки, бурлили колбы. Один из ученых, для меня в скафандрах они были все бесполыми, тщательно фиксировал результаты своих опытов, пытаясь что-то черкать ручкой на листе бумаги. Судя по корявым движениям, получалось это у него не важно…В конце концов, намучившись, он бросил ручку, и в микрофоне тут же раздался отборный мат.

– Здесь мы пытаемся воздействовать на вирус различными химическими препаратами, изучить его реакцию на то или иное вещество. Пока результатов мало…Он не восприимчив к чему-либо…– с грустью заметил Иннокентий Наумыч.

– А здесь идут работы по забору биоматериала. В основном попадаются отказники, те, кого хоронить некому или не за что…

За толстым стеклом работало несколько ученых, крутившихся вокруг тела на каталке. Из-под застиранной простыни торчало две покрытые струпьями разложения две худые ступни с грязными пальцами, судя по размеру мужских…Яна рядом закашлялась, гася с трудом рвотный спазм и отвернулась.

– Биоматериала хватает?– с беспокойством чиновника уточнил Тарас, жадно прислонившись к стеклу. Человеческая смерть, особенно чужая, всегда привлекает к себе пристальное внимание, потому что немногие знают, что ждет их там, за порогом…И лишь таким, как я, немногим посчастливилось, узнать, что не все так страшно, и наш организм лишь переходит из одного состояния в другое, из одного мира, в другой.

– К сожалению, материал этот – штука скоропортящаяся,– расстроено покачал головой,– такого быстрого процесса разложения я еще не видел за столько лет своей работы! Тела разлагаются, буквально, на глазах!

– Я хочу зайти туда!– жадно прильнув к стеклу, проговорила Агриппина, не сводя глаз с трупа.

– Никак невозможно! Как раз проходит забор проб…– начал отнекиваться Иннокентий Наумыч.

– Немедленно!– рявкнула ведьма, и ученый не посмел ее ослушаться.

Набрал на двери код, на этот раз распахивая ее внутрь.