Ты ведь хочешь вновь возвыситься? Так что в твоих интересах сделать все, о чем я прошу. Я хочу, чтобы ты мне помог… найти…
Она ловко раскрыла медальон из гладкого светлого металла, который Уннар заш сперва принял за серебро.
Внутри оказалось изображение женщины, слишком мелкое, чтобы разглядеть.
Ан далемм кисло улыбнулась, провела пальчиком по кромке медальона и – о чудо! – изображение словно ожило, стало объемным и увеличилось так, что Уннар заш смог вне всякого сомнения сказать, что перед ним портрет еще одной тонкой женщины из за Гиблых радуг.
У нее было узкое, немного вытянутое лицо. Большие глаза. Дикий, хищный разлет черных бровей. И аккуратный нос, просто идеальный, с тонко очерченными ноздрями.
– Это твоя мать? Или сестра? – спросил он.
– Почему ты так думаешь? – радужные глаза пытливо заглядывали в душу.
– Вы похожи, – он пожал плечами, – но ты лучше.
– Я… не знаю, кто она мне, – прошептала Ан далемм, – помню только, что должна ее найти. Здесь. Она должна быть где то здесь.
– Здесь степь, женщина, – Уннар заш рассердился. Впрочем, он всегда раздражался, когда к нему приставали с дурацкими просьбами, – она могла давно погибнуть. Уже давно ее кости могли растащить гиены.
– Если ты сделаешь все, чтобы найти ее, то я постараюсь сделать так, чтобы ты стал… – она резко захлопнула медальон.
– Уннар даланн, – подсказал он, – твоя взяла. Пожалуй, я попробую поискать эту женщину. Но помни, степь не терпит слабых.
– Да уж. Это я поняла, – выдохнула Ан далемм.
Было видно, что долгая беседа утомила ее. Женщина вытянулась на одеяле и закрыла глаза.
– Мы скоро отправимся в путь, – обронил Уннар заш, выбираясь из под тента на палящее солнце и, к вящему своему раздражению, понимая, что весь отряд внимательно слушал их разговор.
– Что уставились? – буркнул он, – Дей шан, поди сюда.
Дей шан – бывший старший отряда, до того, как Уннар заш был вынужден, молча проклиная свою высокородную кровь, принять командование. Дей шан походил на иссушенный, выдубленный ветрами и солнцем кряжистый пень – с волосами, заплетенными в косу, с почти коричневой кожей, изрезанной глубокими морщинами, с огромными руками и широченными плечами. В его черных глазах читалось глубочайшее презрение, питаемое к отпрыску знатного рода, Уннар зашу, то есть. А еще Дей шан очень любил, чтобы его боялись, неважно кто – мужчина, женщина, старуха, ребенок. Наверное, он и жрал бы страх, если б мог.
– Ты принимаешь командование отрядом, Дей шан, – тоном, не допускающим возражений, сказал Уннар заш.
Дей шан промолчал, но тишина была красноречивее любых слов.
– Я увезу тонкую женщину в Хеттр, – добавил воин, – вы все будете щедро вознаграждены Повелителем.
– А если Повелитель не захочет слушать Уннар заша? – Дей шан намеренно сделал ударение на последнем слове.
– Он захочет меня выслушать, Дей шан. Я уезжаю сейчас же.
– Она не перенесет дороги, – хмуро заметил воин, бросая взгляд в сторону тента, где лежала на боку, подтянув к груди ноги, синеволосая чудная птица.
– Перенесет, – Уннар заш махнул рукой, – она не была ранена. Она просто ослабла.
– Тебе виднее, – Дей шан с напускным безразличием пожал плечами и отвернулся.
А Уннар зашу, имеющему некоторый опыт в дворцовых интригах, очень не понравился его тон.
–Я уезжаю, – повторил он, – ты принимаешь командование отрядом.
И, развернувшись, направился к коню проверить состояние сбруи.
… Когда солнце перевалило за полдень, Уннар заш ехал по блеклой, высушенной и выжженной степи, придерживая одной рукой Ан далемм. |