И, развернувшись, направился к коню проверить состояние сбруи.

… Когда солнце перевалило за полдень, Уннар заш ехал по блеклой, высушенной и выжженной степи, придерживая одной рукой Ан далемм. Она откинулась назад, устроилась удобно в объятиях Уннар заша, и – видят Двенадцать – в его голове то и дело мелькала чудовищная, преступная мысль. А не оставить ли себе это чудо, явившееся из за Радуг?

И оставил бы непременно. Но променять возможность вернуться в Хеттр на мимолетные плотские утехи? Нет уж, Уннар заш не так прост. Вернее, уже Уннар даланн. Почти.

***

К ночи зной спал, потянуло легкой, живительной прохладой. Над степью величаво всходила стареющая луна, непомерно большая и скорбно бледная. Они устроили привал у подножья круглобокого холма, и Уннар заш спокойно отвернулся, когда Ан далемм поковыляла к ближайшим зарослям лебеды. Отчего то он был уверен в том, что никуда она не убежит. Ан далемм производила впечатление женщины неглупой, а неглупая уже должна была понять, что в летней степи бежать некуда, если только тебя не ждет сообщник с резвым конем. У Ан далемм не было сообщника, у нее вообще никого не было, кроме призрачной женщины в медальоне, и потому Уннар заш терпеливо дожидался. Потом, когда она вернулась, он бережно завернул свое сокровище в шерстяное одеяло, усадил на сухую как пепел землю, а сам принялся извлекать из мешка ту нехитрую провизию, которую второпях собрал с отряда.

– Это что, шерсть? – спросила женщина, поглаживая одеяло.

– Верно, Ан далемм.

Она вдруг хихикнула.

– Это странно… Вы используете такие дорогие материалы…

И запнулась, снова наморщив лоб. Потерла виски, словно пытаясь вспомнить. Затем растерянно посмотрела на Уннар заша и пояснила.

– Иногда что то всплывает, мелочи. Я не помню, где жила и кем была до того, как…

– Это неважно, – он попытался успокоить Ан далемм, – не думай о былом. Через несколько дней мы будем в Хеттре, и ты станешь истинной жемчужиной венца Повелителя. Ты будешь хорошо жить во дворце, у тебя будут платья, украшения. Будешь есть и пить с золота.

– Только на это вся надежда, – Ан далемм мрачно усмехнулась и покачала головой, – в самом деле, только и мечтала стать сто первой женой… Как его зовут, вашего Повелителя?

– Его имя не произносится, Ан далемм. Если он поверит тебе, то скажет сам.

– Изумительно.

Тем временем Уннар заш нарезал вяленое мясо. Оторвал кусок лепешки и подал ее женщине вместе с ломтем конины. Она молча взяла и принялась жевать, глядя в черное небо.

– Расскажи мне о ваших землях, – попросила Ан далемм.

Уннар заш ожидал этого вопроса. Он взял себе мяса, флягу с водой и подсел ближе к женщине. В темноте ее кожа казалась алебастровой. Глаза, как ни странно – черными. Он не отказал себе в удовольствии полюбоваться четкой линией скул, великолепным рисунком губ, которые будут дарить Повелителю наслаждение. Словно прочтя его мысли, Ан далемм повернулась и посмотрела в упор.

– Что, сомнения одолели? Думаешь, не оставить ли себе такое сокровище?

И снова Уннар заш смутился. Да она как будто мысли читает! И снова не нашелся, что ответить.

– Пожалуй, я бы осталась с тобой, – продолжила промурлыкала Ан далемм, – ты мне нравишься. Но, сдается мне, во дворце будет лучше. Так что вези меня в Хеттр.

Она тихо и горько рассмеялась, а затем продолжила жевать мясо.

Уннар заш, откашлявшись, начал рассказ о великой империи Зу Ханн.

Воистину, необъятна Зу Ханн, как и равнина, принявшая первые племена степных людей. Далеко на юге, в тридцати днях пути, империя постепенно вливается в раскаленную пустыню, которую никому и никогда не было под силу пересечь, а чуь восточнее – в великую и безбрежную воду.