Нокс объяснил. На смуглом лице лейтенанта появилось странное напряженное выражение.

— Вы обедаете с миссис Нокс? Но еще рановато, не так ли?

— Да, но я подумал, что смогу убить время здесь.

— Значит, она собирается интервьюировать женщин? Вы уверены, что она сказала «женщин»?

— Да. А что бы изменилось, если бы она сказала «мужчин»? Да что с вами происходит?

— Мне это не нравится — совсем не нравится. Пошли со мной.

— Куда?

— Скоро узнаете. Мы как раз готовились завершить расследование, а тут появились новые улики…

Они вышли со станции и свернули на Ричбелл-авеню. Припаркованные автомобили выстроились в ряд вдоль тротуаров. Казалось, все ожидало весенних сумерек — луч солнца скользнул по дороге и тут же погас.

Нокс и Спинелли прошли мимо театра «Маска», аптеки, ювелирного магазина, лавки с товарами для декорирования помещений и таверны «Одинокое дерево». На перекрестке Ричбелл-авеню и Элм-стрит висел светофор — красные буквы «Стойте!» на переходе сменились зелеными «Идите!». Лейтенант перевел Нокса на северную сторону Ричбелл-авеню, после чего они зашагали на восток, мимо витрин довольно убогих лавок к большому окну из разноцветных стекол под надписью золотыми готическими буквами «Джон Ричбеллс Плейс».

Нокс припомнил староанглийский интерьер — темное резное дерево, гравюры на охотничью тему, кабинки вдоль стен, запах виски и пива. В четверть третьего ночи они с Джуди выпили там по стаканчику, после чего их усадили в такси полупьяная Конни и ее полностью пьяный супруг.

В данный момент «Джон Ричбеллс Плейс» был пуст, если не считать удрученного бармена и доктора Гидеона Фелла, который сидел за столиком с кружкой пива, покуривая большую трубку. Лейтенант Спинелли подошел к телефону в дальнем конце стойки, набрал номер и быстро заговорил. При этом он использовал репортерский трюк, говоря так близко к микрофону, что на расстоянии ярда не было слышно ни единого слова. Нокс направился к доктору Феллу.

— Сегодня было бы неразумно посещать театр, — сказал доктор. — Они репетируют «Ученика дьявола» и пребывают в нервозном состоянии. Мистер Планкетт, сын пресвитерианского священника, играет Энтони Эндерсона, весьма нетрадиционного пресвитерианского священника в штате Нью-Гэмпшир в 1777 году. Он божился, что хотел играть Джентльмена Джонни Бергойна, но его отговорила мисс Уинфилд. Ему лучше вычеркнуть свои импровизации, которые наверняка сочтут антиклерикальными, пока публика не подожгла театр. Все же у труппы не должно быть особых опасений. Вы видели утренние газеты?

— Видел «Геральд трибюн». Реклама весьма шумная.

— В других газетах тоже. А ведь мы еще не сообщили им…

— Не сообщили что?

Левой рукой доктор Фелл бросил на столик пару красных игральных костей, которые показали две двойки.

— То, — ответил он, — что, по-моему, лейтенант Спинелли собирается сообщить вам.

Лейтенант положил трубку и подошел к столику с мрачным, сосредоточенным видом.

— Леди Северн была весьма деловой женщиной, даже когда совершала неделовые поступки. Ее нью-йоркским банком был филиал Гибралтарского национального банка на углу Парк-авеню и Шестьдесят первой улицы. В феврале, когда леди Северн была во Флориде, она составила завещание при помощи ее лондонских поверенных. После выработки всех условий леди отправила одну подписанную копию поверенным, а другую — в филиал Гибралтарского национального банка. Этим утром я побывал там и прочитал завещание. Вот его условия. — На свет в очередной раз была извлечена записная книжка.