— Нет, не ощущаю, — ответил Нокс. — Это старая история, и она должна оставаться таковой. За прошедшее время в моей жизни были другие женщины, а в ее, безусловно, — другие мужчины. Кроме того, я уже стар…

— Должен признаться, вы не выглядите стариком.

— Как правило, я себя им не чувствую и стараюсь держаться соответственно. Но вам лучше спросить об этом молодое поколение.

— Кстати, о молодом поколении: у вас с женой были дети?

— Нет — ни Джуди, ни я их не хотели. Послушайте, доктор Фелл, — взорвался Нокс, — почему мы должны развивать эту тему? Как я уже сказал, Джуди уехала в Сан-Франциско; кто-то говорил мне, что она до сих пор там. В высшей степени маловероятно, чтобы мы когда-нибудь встретились, но, если это произойдет, мы встретимся как чужие люди, какими, по-видимому, были всегда. Какого дьявола мы вообще должны говорить о женщинах?

— Потому что вы хотели знать, что меня беспокоит.

— Ну?

— Ну! — Доктор Фелл сделал выразительный жест рукой. — Мы отплыли из Саутгемптона три дня назад, и пройдет еще три или четыре дня, прежде чем мы сойдем на землю. Возможно, к старости я стал восприимчив к телепатии. И все же — афинские архонты! — как можно объяснить атмосферу этого лайнера, иногда напоминающую дом с привидениями, если не атмосферой, окружающей одну из наших спутниц по плаванию?

Нокс выпрямился:

— Вы, случайно, имеете в виду не леди Северн?

— Ее самую. Но давайте договоримся о терминологии.

— То есть?

— Она — леди Северн из Сомерсета и Канна на Лазурном Берегу, — педантичным тоном продолжал доктор Фелл. — Лорд Северн, кажется, умер несколько лет назад. Все же в списках пассажиров леди Северн фигурирует под именем, с которым она родилась и выступала на сцене, — как Марджери Вейн. Родилась она пятьдесят четыре года назад в Монклере, штат Нью-Джерси, в семье преуспевающего врача. Ее подругой в детстве и во взрослой жизни была Элизабет Харкнесс — девушка одного возраста с ней или, возможно, чуть старше. А теперь, мой дорогой Нокс, я должен обратиться к вашим воспоминаниям молодости. Не сердитесь, мы не станем возвращаться к вашей супруге. Но нам придется вернуться к городу Ричбеллу. Коль скоро вы часто бывали там в юные годы, говорит ли вам что-нибудь имя Эдам Кейли?

Воспоминания Нокса тотчас же пробудились.

— Эдам Кейли! — воскликнул он. — Тот, кто организовал в Ричбелле театр «Маска» с постоянной труппой, кажется, в 1928 году! Они намеревались открыться весной. Тогда я был в колледже и не знаю всей истории, но я слышал…

— Очевидно, вы слышали правду, — прервал Нокса доктор Фелл. — Так как мы все еще занимаемся вопросами биографии, позвольте мне уточнить имена и даты.

Давно усопший Эдам Кейли, которого я немного знал в молодости, родился в состоятельной английской семье в Дублине, кажется, в 1867 году. Он никогда не связывался с ирландскими труппами, стараясь держаться сам по себе. Первый актерский триумф он одержал в дублинском театре «Гейети», который в начале века выглядел почти так же, как теперь. В Лондоне Кейли ожидали еще большие успехи перед Первой мировой войной и во время ее. Специализировался он на шекспировских или романтических ролях. Эдам Кейли был отличным фехтовальщиком даже в тот период, когда это искусство считалось необходимым для любого актера.