Я слышал его уже давно от Харви Баскервиля — актера, игравшего брата Лоренцо в первом спектакле «Ромео и Джульетты» в Ричбелле. Сейчас Харви уже под восемьдесят. Он живет со своей внучкой в Бате и почти такой же толстый, как я. Страдает артритом, но будет болтать о театре, пока рак на горе не свистнет. Таковы все актеры. Что касается его рассказа о мисс Вейн…
— Кто был тот молодой актер, которого она не выносила? Что с ним стало?
— Харви этого не знал. Его звали Джон Фосдик. В тот вечер, когда умер Эдам Кейли, он играл Тибальта, и Кейли считал, что у него большое будущее. Очевидно, ожидания не оправдались, хотя о нем ничего не известно.
— Кажется, — продолжил Нокс, — леди Северн, пребывая в Каппе, живет в доме, именуемом «Вилла дез Анж»? Как видите, доктор Фелл, у меня тоже есть информатор.
Одним из близких друзей Нокса был Майлс Хэммонд, также историк. Нокс знал, что Хэммонд участвовал в расследовании доктором Феллом сенсационного, выглядевшего сверхъестественным убийства, именуемого делом «Того, кто шепчет». В упомянутом деле была замешана и Фей Скотт — женщина, на которой Майлс Хэммонд впоследствии женился. Теперь Хэммонды жили в Ницце, в тепличной атмосфере, и много слышали о «Вилле дез Анж» на холме возле Канна.
— Марджери Вейн, — говорила Ноксу Фей Хэммонд, — сейчас около пятидесяти пяти, но выглядит она на сорок. Демонстрируя свои демократические принципы, Марджери не имеет личной служанки, но держит шофера, кухарку и двух горничных. Лэрри Портер, молодой американец, считается ее любовником и, несомненно, является таковым, когда она в настроении. Бесс Харкнесс? Некоторые говорят — о, как я ненавижу их хитрые физиономии! — что преданность Бесс к Марджери всегда носила патологический характер. Уверена, что это полная чушь. Бесс куда больше интересуется мужчинами, чем Марджери. Она давно это доказала бы, если бы какой-нибудь мужчина рискнул проверить такие сплетни. Хотя по-своему она недурна собой. Бесс служит постоянной тенью Марджери Вейн только потому, что ей не представилось возможности быть тенью кого-либо другого. Что касается самой Марджери, то мнения о ней разделились. Одни считают ее доброй, великодушной женщиной, другие — отъявленной стервой. Думаю, в ней есть понемногу и от той, и от другой, как и у большинства из нас.
Нокс не стал комментировать эти факты или домыслы.
— Последний вопрос, доктор Фелл, и я успокоюсь окончательно. Почему вы мне все это рассказываете?
— Потому что меня просила об этом сама мисс Вейн, которая скоро придет сюда, чтобы лично изложить свою историю. Она жаждет с вами познакомиться, так как является вашей величайшей поклонницей.
— Что-что? — ошарашенно переспросил Нокс.
— Ничего страшного. Просто леди имеет определенные претензии на культуру. Она читала все ваши книги.
— Конечно, это весьма лестно. Но сказать, что она претендует на культуру, потому что читала мои книги, — все равно что объяснять то же самое чтением Уилла Дюрана или Артура Брайанта. Я восхищаюсь этими писателями, но…
— Хватит! — рявкнул доктор Фелл. — С меня довольно вашей чертовой скромности! Вы пишете на хорошем английском языке, несмотря на ваше произношение. Ваши лучшие произведения — «Квикверема из Ниневии» и «Холмистая английская дорога» — высоко оценены критикой. Мы не во всем с вами соглашаемся, но продолжаем вас читать.
— По крайней мере…
— Есть еще кое-что, друг мой, — вежливо перебил Нокса доктор Фелл. — Когда ваш день рождения?
— 14 июля — в день взятия Бастилии. А что?
— Ее тоже. |