— А эта ваша работа с Джоном по передаче сообщений в прошлое, она действительно захватывает? Это ведь настоящий прорыв в науке и в жизни.

Лицо Грэга озарилось улыбкой:

— Да, у нас снова есть шанс. Это актуально, и никто, кроме меня, этой темой не занимается. Если бы не закрылось так много факультетов прикладной математики и теоретической физики, сейчас бы вокруг крутилось множество молодых талантливых парней.

Марджори шагнула в прохладу влажной зелени, которая заполонила собой садик.

— Я бы хотела спросить у того, кто знает, — сказала она, и голос выдал ее неуверенность, — что собой представляет этот тахион, с которым разбирается Джон? Он старается объяснить, но мне трудно понять, у меня гуманитарное образование.

Грэг, сцепив руки за спиной, внимательно вглядывался в темнеющее небо. Марджори отметила, что он вдруг стал задумчивым, будто отгадывал какую-то мучившую его загадку. Он продолжал смотреть куда-то вдаль, словно не замечая затянувшегося молчания. В небе, мигая зелеными хвостовыми сигналами, описывал дугу самолет. У Марджори возникло странное чувство непонятной вины.

— Я думаю, труднее всего понять, — заговорил Грэг так, будто мысленно написал статью и сейчас зачитывает ее, — какое отношение ко времени имеют частицы, летящие быстрее движения света.

— Да, в этом-то все и дело. Джон сразу перескакивает на вопросы приема и фокусирования.

— Эта близорукость человека, который должен заставить чертову игрушку работать, вполне понятна. Ну хорошо. Вы, конечно, помните, что доказал Эйнштейн столетие назад: скорость света — это предел скорости?

— Да.

— Ну, не очень популярное объяснение его теории относительности таково, — здесь он приподнял брови, как бы показывая свое пренебрежительное отношение к следующей цитате, — что “все относительно”. Конечно, в этом утверждении нет смысла. Ближе к истине утверждение, что во Вселенной нет привилегированного наблюдателя.

— Даже физики не привилегированны? Грэг улыбнулся этой подковырке:

— В первую очередь физики. Поскольку мы знаем суть происходящего. Как доказал Эйнштейн, два наблюдателя, перемещаясь относительно друг друга, не могут согласиться с тем, что два события происходят одновременно. Это потому, что свет обладает конечной скоростью и ему требуется совершенно конкретное значение времени, чтобы пройти от места события до наблюдателя, и это время окажется разным для каждого из них. Я могу с помощью простейшей математики…

— О, пожалуйста, не нужно, — засмеялась Марджори.

— Согласен. В конце концов, у нас вечеринка. Дело в том, что ваш муж охотится здесь за большой рыбой. Его эксперимент с тахионами способствует дальнейшему развитию теории Эйнштейна. Открытие частицы, движущейся быстрее света, приводит к тому, что оба наблюдателя не смогут прийти к общему мнению, какое из двух событий произошло раньше. Иными словами, становится неопределенным само понятие времени.

— Но, конечно, трудности возникают только с применением направленных пучков тахионов.

— Нет, здесь вы абсолютно не правы. Речь идет о фундаментальной проблеме. Видите ли, “световой барьер”, как называют проблему скорости света, удерживает нас во Вселенной, где существует упорядоченное понятие одновременности. Однако в этом случае мы можем по крайней мере сказать, в каком направлении движется время. А вот при появлении этих частиц нельзя сделать даже этого утверждения.

— И все из-за использования этих частиц? — спросила Марджори с сомнением в голосе.