— У нас говорят «растение»… — протянул док, глядя куда-то мимо. — Нет, это не совсем растение, двигательные функции не затронуты. Но в поведенческом плане это даже и не животное…

— Тогда, может, продадим её на органы? — хихикнул Фест.

Док странно посмотрел на него, а Скиф врезал по шее, но Фест, похоже, не заметил ни того, ни другого.

69.

Я разобрался с замком и запер дверь. Эту проблему мы отложили до лучших времён. Если только наступят когда-нибудь лучшие времена…

Лабораторный блок.

Я сверился с план-картой. Да, всё верно: занимает половину верхнего этажа, этакая коробочка пятнадцать на сорок пять на пять метров. Но коробочка была разгорожена весёленькими светло-синими поликарбонатными панелями так, что получался Т-образный коридор, узкий и высокий, с длинной перекладиной и короткой ножкой. То есть получалось две немаленькие выгородки — надо полагать, герметичные. Панели были полупрозрачные, ровно настолько, чтобы не видеть, что за ними происходит.

Там, где ножка упиралась в перекладину, стоял журнальный столик и пара пластиковых стульев. На столике лежал раскрытый «Огонёк». Пепельница в виде выдолбленного пенька валялась у стены. Окурки — штук сорок, не меньше — рассыпались длинным косым веером.

Двери овальной формы с массивными резиновыми уплотнениями и уже привычными рычажными дверными ручками выходили сюда из обеих выгородок. На дверях не нашлось никаких надписей или пиктограмм. Надо полагать, все и так всё знали.

Я посмотрел на дока. Лицо его, и так не слишком округлое, осунулось, скулы торчали, вокруг глаз образовались чёрные круги, как у лемура.

— Это — биохимия, — кивнул он на правую дверь. — Это — наносборка, — на левую.

— Куда пойдём?

— Не знаю… Остался только Тихон. Если никаких нежданчиков… По штатному расписанию Тихон здесь, в нано. Как на самом деле — не имею представления.

— Тогда я не понимаю… — я опять полез в план-схему, — а где же конференц-зал?

— Тоже здесь. В сущности, вся наносборка — полтора на полтора…

70.

Я вообще-то ожидал разгрома и копоти, поэтому вид ярко освещённого и вылизанного помещения меня озадачил. Оно не имело никаких внутренних перегородок, кроме чего-то, напоминающего пластиковую душевую кабину, в дальнем углу. Справа и слева, вдоль полупрозрачных стен, стояли длинные столы с рядами приборов, которые я поначалу принял за большие микроволновки: шкафы с прозрачными дверцами и кнопочными панельками управления. У непрозрачных стен стояли высокие, до потолка, металлические стеллажи и металлические же шкафы. В центре комнаты под широким кольцеобразным бестеневым светильником стоял кольцеобразный же стол с несколькими белыми стульями вокруг него.

На одном из этих стульев спиной к нам, упав лицом на стол, сидел человек в белом халате. Одна его рука была подложена под голову, другая — мёртво висела к полу.

— Тихон! — позвал док. — Тихон!

Звякнуло эхо.

Подтянулись наши — все, кроме Спама, он держал тыл. Думаю, у них уже начинался предфинишный синдром, тем более, что дистанция досталась не из лёгких. Да и разболтались ребятишечки на гражданке, форму утратили…

Впрочем, пока это проявлялось только в общей тяжеловатости и смазанности движений, не более. Но скоро наступит срыв, и он неизбежен. Моя задача будет: сделать так, чтобы это произошло не у всех одновременно.

Пока я первым планом сознания оценивал окружающую обстановку, вторым планом — выстраивал возможную схему действий. Итак, у меня имелось два слабых звена: Фестиваль и Лиса; два сильных звена: Люба и Скиф; более или менее надёжные середнячки: Пай и Спам; и две тёмных лошадки: док и некто Гудвин.