То бросит вдруг… рассеянной рукой

         Достанет книжку – развернет, закроет,

         Любимый шепчет стих… а сердце ноет,

         Лицо бледнеет… в этот чудный час

         Я, признаюсь, хотел бы встретить вас,

         О, барышня моя!.. В тени густой

         Широких лип стоите вы безмолвно;

         Вздыхаете; над вашей головой

         Склонилась ветвь… а ваше сердце полно

         Мучительной и грустной тишиной.

         На вас гляжу я: прелестью степною

         Вы дышите – вы нашей Руси дочь…

         Вы хороши, как вечер пред грозою,

         Как майская томительная ночь.

Кто получил от природы благодатную способность понимать поэзию как поэзию – не в одних стихах, не в одних книгах, но и в жизни, и в природе, те согласятся с нами, что в этом отрывке каждое слово так и дышит всею роскошью, всем обаянием истинной поэзии.

Есть два рода поэзии: одна, как талант, происходит от раздражительности нерв и живости воображения; она отличается тем блеском, яркостию красок, тою резкою угловатостию форм, которые мечутся в глаза толпе и увлекают ее внимание. Чем более, повидимому, заключает в себе такая поэзия, тем пустее она внутри самой себя, ибо она вся в воображении и ничего общего с действительностию не имеет; мысли ее похожи на громкие слова и звучные фразы, а картины ее похожи только до тех пор, пока смотришь на них: отведите глаза, и в вашем воображении не останется никакого образа, никакого созерцания, никакого представления. – Другая поэзия, как талант, имеет своим источником глубокое чувство действительности, сердечную симпатию ко всему живому, а потому ее чувства всегда истинны, ее мысли всегда оригинальны, даже не будучи новыми, ибо они не пойманы извне и на лету, а возникли и выросли в душе поэта. Произведения такой поэзии не бросаются в глаза, но требуют, чтоб в них вглядывались, и только внимательному взору открывается во всей глубине своей их простая, тихая и целомудренная красота. Печать оригинальности составляет их неразлучную принадлежность; она есть следствие способности схватывать сущность, а следовательно, и особенность каждого предмета. И потому описания ее запечатлены достоверностию, так что, если б вы и никогда не видывали описываемого предмета, вы тем не менее убеждены, что он точно таков и другим быть не может. Разбираемая нами поэма может служить образцом таких произведений. Вот вам картина неаполитанского лета:

         Прежаркий день – но вовсе не такой,

         Каких видал я на далеком юге:

         Томительно глубокой синевой

         Все небо пышет; как больной в недуге,

         Земля горит и сохнет; под скалой

         Сверкает море блеском нестерпимым —

         И движется, и дышит, и молчит…

         И все цвета под тем неутомимым,[3 - У Тургенева: «неумолимым».