Христиан Шюнеманн. Парикмахер
1
Я понял это по лицу Беаты. Клиентка упрашивала ее так, словно речь шла о жизни и смерти. До меня долетал высокий, пронзительный голос, звеневший в мембране. Беа прижала трубку к уху и водила пальцем по тетради предварительной записи. ‑ К сожалению, ничем не могу вам помочь, ‑ вежливо сообщила она. ‑ Краска еще куда ни шло, а вот со стрижкой не получается. У шефа все уже расписано. Может, вы подстрижетесь у кого‑нибудь другого, не у Томаса? Беа быстро взглянула на меня. Я все понял. Подобные звонки раздаются в салоне каждый день. Человек смотрит утром в зеркало и понимает, что он сам себе противен ‑ из‑за своей прически. Что далее? Далее он хочет немедленно, ну или по крайней мере через час оказаться в кресле парикмахера. Беа переложила трубку к левому уху, прижала ее плечом, перевернула страничку и сделала последнее предложение. ‑ Среда на следующей неделе. ‑ Свои слова она сопроводила тяжелым вздохом. Я массировал голову старику Хофману, и мы оба слушали, что говорила Беа. Мы наблюдали за ней в зеркало. Глаза Хофмана, прятавшиеся за толстыми стеклами очков, напоминали светлые лужицы, блеклые и невыразительные, как небо над Мюнхеном в этом июле. Жара держалась уже несколько недель. Люди реагировали на нее по‑разному ‑ одни делались нервными и раздражительными, другие, наоборот, впадали в спячку, апатию. Мне тоже приходилось частенько понукать себя. Жужжание фенов, тяжелый запах одеколона, непрестанные телефонные звонки действовали на меня удручающе. Теперь я понимаю: в воздухе уже тогда висело предвестие беды. Беа все еще разговаривала по телефону. Мы сохраняем вежливый и предупредительный тон даже с самыми назойливыми клиентами. Таковы наши непреложные правила. Клиентов нельзя злить. Я сосредоточился на старческом черепе Хофмана ‑ бугристом ландшафте, покрытом редкой растительностью. Стричь его ‑ минутное дело. Но я жалел старика ‑ он многое потерял за последние годы, не только свои волосы. Я усиленно мял и тер ему лысину, словно от этого она могла покрыться молодой шевелюрой. Сам Хофман на чудо не надеялся. Он реалист. Бывший владелец консервной фабрики, любитель простой и питательной домашней пищи. В старости он лишился вкусовых рецепторов и жены. Теперь готовил себе сам и так сильно солил, что у него начались проблемы со щитовидкой. ‑ Понятно, ‑ продолжала Беа. ‑ Подождите минуточку. ‑ И она протянула мне телефон. Голос в трубке, ласковый и заискивающий, принадлежал Александре Каспари, женщине, для которой я всегда делаю исключение. В моем салоне обслуживают всех, но лишь избранных клиентов я стригу сам и уж совсем мало кого после окончания своего рабочего дня, во внеурочное время. ‑ Томми, прими меня, пожалуйста! ‑ Что, прямо сегодня? ‑ Да, очень нужно. У меня жуткий вид, я похожа на ведьму. А я должна быть сегодня в форме. Томми, у меня особые обстоятельства. Я взял ручку. Вот так. У нее всегда особые обстоятельства. ‑ На восемнадцать часов, ‑ назначил я и записал в нашей тетради. Разумеется, Александра явилась раньше времени. Через два часа. Жгучая брюнетка. Черные волосы, обычно упругие и полные сил, свисали безжизненными сосульками. Мы расцеловались ‑ в обе щеки. Я вдохнул ее аромат ‑ сандала и карамели. Она в изнеможении опустилась на софу, поставила рядом сумочку из тисненой кожи, огладила на бедрах юбку в клеточку «гленчек», на которой все помешались нынешним летом. Юбка была узкая и короткая. Александра сбросила туфли‑лодочки и с огорчением поглядела на свои голые пятки с пузырями, огромные и воспаленные, как конъюнктивитные глаза. ‑ Хочешь знать мое мнение? ‑ сказала мне Беа, понизив голос. ‑ С ней происходит что‑то неладное. Она чего‑то боится, ищет какой‑то защиты. Возможно, у нее глубокая душевная травма. ‑ Беа, уймись! ‑ Практически все постоянные клиенты у нее на заметке ‑ она держит в памяти их знаки Зодиака и даты рождения и постоянно оперирует ими, делая смелые аналитические выкладки. |
