Смотрю,

         а все же —

                завидные видики!

         Сады завидные —

         в розах!

         Скорей бы

         культуру

         такой же выделки,

         но в новый,

         машинный розмах!

         В музеи

         вот эти

         лачуги б вымести!

         Сюда бы —

         стальной

         и стекольный

         рабочий дворец

         миллионной вместимости, —

         такой,

         чтоб и глазу больно.

         Всем,

         еще имеющим

         купоны

         и монеты,

         всем царям —

         еще имеющимся —

         в назидание:

         с гильотины неба,

         головой Антуанетты,

         солнце

         покатилось

         умирать на зданиях.

         Расплылась

         и лип

         и каштанов толпа,

         слегка

         листочки ворся.

         Прозрачный

         вечерний

         небесный колпак

         закрыл

         музейный Версаль.

1925

ЖОРЕС

         Ноябрь,

         а народ

         зажат до жары.

         Стою

         и смотрю долго:

         на шинах машинных

         мимо —

         шары

         катаются

         в треуголках.

         Войной обагренные

         руки

         умыв,

         и красные

         шансы

         взвесив,

         коммерцию

         новую

         вбили в умы —

         хотят

         спекульнуть на Жоресе.