|
.. Майор Мишо де Бюгонь, комендант парижской тюрьмы Ла-Форс, был старым закаленным ветераном. Корявые пальцы его, приученные сливаться воедино с эфесом сабли, теперь тоскливо перебирали громыхающие ключи от секретных камер. Как бывалый солдат, комендант высоко ценил чужое мужество и потому отзывался о своих постояльцах с искренним уважением. - Вот ключ от восьмой камеры, - говорил де Бюгонь своей толстухе жене. - Разве я могу сказать что-либо скверное о генерале Лагори? Ведь это он был адъютантом у Моро, когда тот сорок дней пробивался через Шварцвальдское ущелье. Правда, тогда было время республики, и генерал Лагори доныне ей верен. - Не забывай, что у нас император, - отвечала разумная жена, поворачивая над огнем камина вертел с индюшкою. - Да, - вздыхал тюремщик, - сейчас император... А вот тебе и номер пятый, угловая камера южной башни! Поверь: мне стыдно глядеть в глаза генералу Гидалю, который сидит там. Ведь я служил сержантом в его полку, и он всегда был так добр с нами, солдатами... Это настоящий республиканец! - Но сейчас у нас император, - снова напоминала жена. - Великий император! - восторженно подхватывал де Бюгонь, и, волоча по камням ногу, помятую в атаке при Аустерлице, он уходил проверять запоры тюремных камер... Говорливые прачки Парижа, полоскавшие белье возле фонтана, иногда видели в одном из окон замка лицо секретною узника. Повиснув на прутьях решетки, он спрашивал их: - Француженки, в Париже ли сейчас император? И каждый раз прачки отвечали по-разному: Наполеон после Тильзита сражался в Испании, он охотился в Фонтенбло, ездил на торжества в Эрфурте и очень редко находился в столице. Но однажды, осмелев, женщины попросили узника назвать себя. И в ответ он крикнул им из окна тюремной башни: - Слушайте: я - бригадный генерал Клод Франсуа Мале... Неужели же патриоты Франции забыли мое имя? Но имя генерала Мале давно находилось под негласным запретом. Полицейский бюллетень гласил: “Мале упрям, он сторонник якобинства и недовольства, многие черты его характера говорят о том, что это человек очень решительный и всегда готов на любые авантюры”. Министр полиции Савари - герцог Ровиго - внес свою лепту в характеристику нашего героя. “Мале, - писал он, - искренне вошел в революцию, с большим жаром исповедовал ее принципы. Для заговора он обладал тем характером, который отличал еще древних греков и римлян..." Верно подмечено! Мале и сам говорил о себе: - Мы не последние римляне, за нами идут другие... *** Генералу было уже за пятьдесят. Сухощавый и ладно собранный, Мале казался даже несколько изящен, как юноша. Уроженец гористой Юры, он был стремителен в поступках и порывист в жестах, но поступь имел плавную, почти неслышную. Крупные, как миндалины, вишневого оттенка глаза, седые волосы, сочный смех. Речь его звучала всегда гортанно и певуче. Он любил жену и был любим женою. Старики надзиратели, ветераны войн революции, отзывались о Мале почти с нежностью: ведь этот узник был окружен для них ореолом героических битв за права Человека... - Наш орел! - говорили они восхищенно. - Конечно, разве генерал Мале усидит в этой клетке? Да, было время, когда француз спрашивал француза: - Скажи, что ты сделал для республики такого, чтобы быть повешенным в случае, если победит контрреволюция? Мале еще юношей, в мундире “черного мушкетера”, прославился в салонах Парижа насмешливым умом и порицанием монархии. |
