|
– Давай свои показания, – просит «судья». – Сейчас, – говорит «свидетель» и, подмигнув окружающим, посматривает в шпаргалку, написанную на маленьком листочке из блокнота. – Значит так, я считаю, что никакой заразы на свете вообще нету. Я год не моюся, а здоров, и никакая меня вошь не берет, потому как она, от одного моего духу помирает – лапы кверху, и готова. Запах, он лучше лекарства вошь безобразит. – Отойди в сторону, – говорит председатель. – Давай сюда следующего! Выходит «буржуй». На огненные вихры бойца надет цилиндр. Он еле держится на громадных оттопыренных ушах «буржуя», иначе бы сполз на глаза. – Минька! – кричат бойцы. – Пенсню еще напяль! – Во, сволочь, а, ребята?! – Ишь вырядился! – Свидетель, не вступайте в пререкания! – говорит председатель «буржую», который уже успел весьма недвусмысленно ответить на веселые возгласы. – Отвечайте по существу, как вы относитесь к тифу. – Мы, буржуи, относимся к тифу ясно и просто – надо упасть в ножки нашим дорогим Америке и Японии, пущай помогут! – Как вы понимаете помощь от Америки и Японии, свидетель? – Мы, буржуи, понимаем помощь так, чтобы они для нас прислали мыло и деколон духи под охраной своих солдат! Мы деколон духами отмоемся и надушимся, а рабочий с мужиком пущай гниют и вошь куют на задние ноги! – Понятны вам мысли проклятой буржуазии, товарищи бойцы? – спрашивают из президиума. – Понятно! – гремят бойцы. – Что за такие мысли следует? – К стенке ставить. – Введите свидетелей обвинения. Входят два бойца. Первый делает шаг к столу президиума и начинает речь: – Товарищ боец, я проболел тифом, – и он срывает с бритой головы меховую ушанку, – я пролежал месяц в бреду и потерял двадцать килограммов живого веса. Теперь хожу и ветра боюсь, шибает из стороны в сторону. Волоса у меня, обрати внимание, молодой революционный боец, растут теперь мелким кустарником, мышцы рук и ног стали как у старика, и в атаку я идти не могу, а только лежу на земле и плачу кровавыми слезами, что вовремя не следил за своей чистотой и не боролся с вошью. Выходит второй боец: – Я хочу сказать вам, бойцы, как из за неосторожности и нечистоплотности несознательного элемента на фронт завезли вошь! Сколько людей она покосила, страх! Как вражеский пулемет! И что стало с безобидной на первый взгляд вши? Стало то, что фронт ослабел и белые продвинулись вперед! Даешь чистоту, бойцы! – Долой вшей! – Даешь стирку! – Внимание, – говорит комиссар «Жана Жореса». – Сейчас слово предоставляется защитнику. Рыжий боец, который только что изображал буржуя, надевает пенсне и белую перчатку на левую руку, поворачивается к бойцам задом, на котором лихо красуются две громадные заплаты, и говорит президиуму: – Я, как аблакат защитник, хочу задать уважаемому начальству один вопрос: ругай вошь не ругай, борись с ней не борись, а белья то все равно нет чистого?! Все белье у нас старое, как царизм! Зачем тогда мыться? Из за стола президиума поднимается комиссар. – Бойцы, вы слышали речь классового врага! – гневно говорит он. – Да, у нас нет нового белья! Много чего нет у революции. Зато у революции есть главная задача – победить! По этому поводу – все в первый вагон! Сейчас там каждый получит четвертушку мыла, шайку с кипятком, а потом два товарища, работавшие прежде в прачечной, высушат на паровозе выстиранное вами белье и прогладят его утюгами, полученными в подарок от пролетариата Благовещенска! * * * В салоне, где только что проходил суд, остались комиссар «Жореса» и Постышев. |
