А Клаузевицу и Мольтке не могу. Зато они могут. Тебе волю дай – ты и
Максима Горького на рубль суточных посадишь.
Постышев закурил и хмуро закончил:
– Прошу дальше. Только без трескотни, время цену знает. Давайте поговорим о том, как нас партизанщина мучает, что будем делать, как переводить
партизан в регулярные части. Это сейчас вопрос вопросов…
ШТАБ ФРОНТА
Шофер Ухалов спросил постышевского адъютанта:
– Можно в гараж ехать?
– Нет, комиссар кончит работать со сводками, и вы ему понадобитесь на вечер.
– Куда двинемся?
– К морякам.
– Это внизу, на берегу Амура?
– Да.
– А домой я успею съездить?
– Валяйте. Но не больше часа.
В дверях шофер столкнулся с женщиной в невероятно старомодном наряде.
– Мне нужен гражданин комиссар, – сказала она.
– А вы кто такая? – удивленно уставился на нее адъютант.
– Я френолог и поэтесса Канкова. Я изучила тайны мира и человека, я предсказываю будущее по зрачкам и морщинам на висках.
– Что, комиссару погадать хотите?
– Передайте комиссару, что я слушала его на учительской конференции; скажите ему, что я внучатая племянница писателя Карамзина, и покажите два
моих диплома – бестужевский и цюрихский.
Дама отошла к окну и села на стул. Адъютант с любопытством разглядывал хрустящие бумаги; шевеля губами, пытался прочесть латинские буквы, потом,
продолжая читать по слогам, снял трубку дребезжащего телефона и ответил рассеянно:
– Товарищ Постышев будет на флотилии ровно к девяти часам.
Опустив трубку, он сидел несколько мгновений в задумчивости над дипломами, а потом, свернув их в трубочку, ушел в кабинет комиссара. Через
мгновенье он вернулся и выкрикнул с порога:
– Гражданка, валяй к комиссару!
– Садитесь, пожалуйста, – сказал Павел Петрович, – неужели вы впрямь карамзинская родственница?
– Будь я родственницей его кухарки, мне жилось бы значительно вольготней. Я пришла потому, что слышала ваше выступление сегодня в театре. Я два
дня ничего не ела. Вчера ваши солдаты выбросили меня из комнаты, и я ночевала под лестницей у дворника Васьки.
– Он что, мальчишка, этот дворник?
– Старик. А почему вас это интересует?
– Вы сказали, что дворника зовут Васька…
– Я могла сказать что угодно! Я посвятила жизнь тому, чтобы писать стихи, изучать древнюю философию и переводить греческих поэтов. А мне плюют в
лицо и говорят, что я недорезанная.
– Кто плюет в лицо?
– Ну, это метафора. Поймите, мир теряет разум, накопленный веками. Я смотрю в людские глаза и вижу там отблески далеких пожарищ и сумасшедшую
радость затаенного призвания двуногих – разрушения! Что вы делаете с планетой, комиссар?
– Мы проводим с ней эксперимент, – улыбнулся Постышев, – направленный на то, чтобы каждый Васька стал Василием. Адъютант сказал мне, что вы
гадаете?
– Дальняя дорога, трефовая десятка и богатый червовый король в казенном доме. Что делать? Когда приходит беда, люди ищут веры в чем угодно,
только не в правде. За ложь платят хлебом. Мне запретили лгать им, и я голодаю, а лгала я добро, поддерживала в людях веру, как могла…
– Значит, сами вы не верите гаданьям?
– Карточным – с большой осторожностью. А кабалистике – великой магии цифр – да. Вспомните иудейский «Зехер». Там говорится: «Горе человеку,
который не видит в Торе ничего, кроме простых рассказов и обыкновенных слов. Рассказы, записанные в Торе, лишь внешняя одежда закона. |