Грудь Блюхера перевязана крест накрест бинтами. Они все насквозь искровавлены: черная,
запекшаяся уже кровь чередуется с яркими пятнами. Во время империалистической Блюхер был четыре раза ранен, из них два – смертельно, в морге
среди мертвяков валялся, волосами ко льду прирос. С тех пор он всегда под френчем туго перебинтован, вроде как в корсете. Единственный в мире
военный министр, уволенный с «Георгиями» из рядов действующей армии по причине полной инвалидности – «к службе не годен».
Шофер достает из портфеля чистые бинты – менять повязку.
– Туже, – просит Блюхер.
Шофер стягивает его грудь что есть силы, опасливо поглядывая в серое лицо министра – глаза по прежнему закрыты, на лбу холодная испарина.
– Еще туже.
И чем туже шофер забинтовывает Блюхера, тем тверже он стоит на ногах, постепенно выпрямляется, расправляет плечи, откидывает голову назад,
выдыхает воздух и говорит:
– Теперь хорошо.
Френч он надевает сам, застегивается на все пуговицы, трет бритую голову сильными своими пальцами, садится рядом с шофером и просит – по
мальчишески:
– Жмем.
Тридцатилетний главком и военмин сидит возле шофера прямо, недвижимо, словно парад принимает, только желваками поигрывает, когда машину трясет
на ухабах.
– Василий Константинович, – говорит шофер, – а вот людишки болтают, что врачи научились железные ребра вставлять…
– Это ты обо мне беспокоишься?
– Болезненно на вас смотреть, когда бинтуешь…
– А ты жмурься, – советует Блюхер, – и не болтай про это никому.
– Так раны то у вас боевые, героичные раны…
– Героично – это когда силен и без ран. Все остальное – жалко.
Несется «форд»; желто белая пыль клубится следом, висит над дорогой тяжелым облаком, и солнце в нем кажется дрожащим, расплывчатым и дымным.
РАЗВЕДУПРАВЛЕНИЕ
Блюхер сидит возле шифровальщика. Тот читает ему:
– После того как атаман Семенов сбежал с теплохода и начал подготовку к борьбе за власть против Меркуловых, японское правительство может пойти
на переговоры с ДВР хотя бы для того, чтобы утихомирить склоку среди своих белых союзников. Генерал Оой ясно дал понять, что, если ДВР проявит
инициативу, японправительство отнесется к ней с пониманием, в то же время на словах лишний раз провозгласит свою преданность союзническому долгу
и Меркулову. Видимо, в ближайшее время японпредставители будут зондировать этот вопрос в Чите. 974.
– Ясно, – говорит Блюхер, – через кого шла шифровка от 974 го?
– Через Постышева.
– Сделайте, пожалуйста, три копии: в Сиббюро ЦК, в Дальбюро и для передачи в Москву – Дзержинскому. И мою приписку дайте: я – за переговоры.
Теперь дальше. Вот этот документ в ЦК надо зашифровать срочно.
Прибыв в Читу и ознакомившись с состоянием армии, нашел, что армия переживает катастрофическое положение. Существующие отношения правительства и
Совмина к армии можно определенно отметить как индифферентные. Жизнью армии и ее нуждами ни правительство, ни Совет Министров, по видимому, не
интересовались, было стремление ничего не отпускать, урезывать и за счет армии содержать в продовольственном и вещевом отношениях гражданские
учреждения.
Порядок расходования золотой валюты, высылаемой для нужд НРА, вынуждает меня просить вмешательства Москвы, о чем будет донесено дополнительно с
указанием цифр и фактов. В тех случаях, когда командование пытается улучшить положение быта народармейцев, сотрудников штабов, правительство
энергично реагирует, ссылаясь на конституцию демократической республики. |