Но все-таки милы были Федору Борисовичу воспоминания о недостижимой и так несчастливо утраченной Родине.

Видя сумрачное настроение приятеля, прокуратор поторопился плеснуть в чаши варварского напитка.

Выпили еще. Настроение постепенно поднялось, и Софоний уже с веселой усмешкой поглядывал на прокуратора.

- Ну ты и вырядился, - сказал он.

- С тоски, - сознался Понтий Пилат. - Булгакова вспомнил. Очень мне тогда его роман "Мастер и Маргарита" нравился. Как там у него? - Прокуратор прикрыл глаза и по памяти процитировал: - "W belom plasche s krowawum podboem, scharkajuschei kawalerijskoi pohodkoj, rannim utrom chetymadzatogo chisia wesennego mesvatsa nisana w krytuju kolonnadu..." Ax, матерь туа! - выругался он. - Думалось ли, когда я "Мастера" читал, что сам буду за него в этой колоннаде сидеть и с тобой вот варварскую samogonku хлестать?!

Лицо прокуратора побагровело, сразу видно было - расстроился человек, аж давление у него поднялось.

- О многом тогда не думалось, - признал Софоний. - Нечего нам было легионеров на Меловую тащить! Ладно, полкаш, проехали! Ты о других что-нибудь слышал?

- Знаю немного, - нехотя сказал прокуратор. - Ромул Луций при мне. Парнишка шебутной, но это у него скорее возрастное. А так верный, он мне моего Соловья чем-то напоминает. Помнишь участкового? Мастер был, на все руки мастер! Ну, я думаю, у Ромула пройдет все со временем, если на какой-нибудь войне не убьют. Гладышев с нашими денежками вроде в Грецию подался, учится у какого-то скульптора. Ладно, мы тоже теперь не нищие, пусть ему, паразиту, наши общие деньги на пользу пойдут! Говорят, заказы уже получал от римских патрициев. Сам знаешь, этот без мыла в задницу влезет. Он и в Бузулуцке трудился, местным не угнаться. Помнишь его Аллею Цезарей? Тут тоже развернется, дай срок. Может, те скульптуры, что в наше прежнее время со дня Черного понта поднимали, Степочка и ваял. Ну, про Онгору ты знаешь, он прорицает. И ведь как прорицает! Все в точку. А чего ему не прорицать, если он в Бузулуцке труды по истории Древнего Рима купил, чуть ли не самого Тита Ливия! Да "Иудейскую войну" Флавия ему в придачу навязали...

Софоний смачно надкусил грушу.

- А о Первом ничего не слышал?

- Ничего, - покачал головой прокуратор. - Как его в школу гладиаторов продали, так я о нем ничего больше не слышал. Убили, наверное. Пал, так сказать, смертью храбрых на ристалище! Нет, я тебе так скажу, э-э-э... Софоний. Задатки у нашего Первого неплохие были. Помнишь, как он в песках на караванщиков повел? Завизжал, кинжал выхватил... Задатки лидера у него, конечно, были. Не каждый на мечи с одним кинжалом пойдет! А вот поди ж ты, сгинул в безвестности. Трудно ему было на арене с более молодыми бойцами состязаться. И про Плиния Кнехта ничего не слыхать. Как в воду канул после отправки на галеры! Ни слуху, понимаешь, ни духу!

- Не в воду, но почти, - мрачно сказал Софоний. - Этот тоже пал смертью храбрых. Погиб при открытии Америки. Я об этом вчера в харчевне узнал. Один легионер рассказывал. У него индейцы скальп сняли.

- А может, это не о Кнехте? - усомнился прокуратор. - Мало ли каких совпадений не бывает! Не верится мне, чтобы с него скальп сняли. Он в пустыне пообтерся, таким бравым легионером стал, что сам с кого хочешь скальп снять может.

- Таких совпадений не бывает, - сказал Софоний. - О нем речь шла. У кого еще мог быть советский юбилейный полтинник с изображением Владимира Ильича? А я этот полтинник вчера сам видел.

- Да, - вздохнул прокуратор. - Редеют наши ряды.

- А про Волкодрало что слышно? - продолжил расспросы Софоний.

- Этот и здесь выбрался. В доверии у первосвященника.