Как там было сказано - "и к злодеям причтен"?

Глава четырнадцатая,

в которой Иксус Крест размышляет о превратностях судьбы, а судьба привычно играет человеком

Вот уж истинно - судьба играет человеком! Думал ли когда-нибудь Митрофан Николаевич Пригода, всю активную жизнь проработавший на руководящих постах различного ранга, что конец своей жизни он будет встречать на вонючей соломе в странной и непривычной для партийного руководителя одежде, слушая, как в соседнем узилище половой разбойник Варрава охотно уделяет внимание экзальтированным купеческим женам? И мысль ему эта в голову не приходила! Руководители ранга Митрофана Николаевича жизнь свою заканчивали обычно в кругу семьи и близких, да и помирали они не на кресте, а в уютной постели, и не от жажды, соединенной с голодом и утратой сил, а от инфаркта или инсульта, явившегося следствием какого-нибудь большого совещания, на котором этот руководитель попался на зуб еще более высокому по рангу начальнику - каждому известно, как у нас могут критиковать более низких по рангу чиновников, требуя от них еще большей самокритики. Чаще всего начальники критику вышестоящих чинов переживают довольно удачно, но вот неуемная самокритика с трибун обычно приводит к летальному исходу. Главное в жизни руководителя - везение, помноженное на случайность и подхалимаж. Невезучим, а также не склонным к приукрашиванию действительности и деловых качеств начальников в руководителях делать нечего. Разве что в далеком прошлом им могла светить незнакомая звезда удачи.

Но и в далеком прошлом Митрофану Николаевичу Пригоде не повезло.

Простой разбойник пил местную самогонку, булькал кувшинами с вином, валял в своей камере дамочек и вообще прожигал последние часы своей жизни, а вот Митрофан Николаевич, который всю жизнь радел за наступление общечеловеческих ценностей, даже этого себе не мог позволить. А ведь не зря говорят, что излишества не только укорачивают жизнь, они ведь и делают ее полнее и приятнее!

С надеждами Иван Митрофанович, который последние годы жизни именовал себя Иксусом, расстался под утро. Размышления были тягостны, но к утру стало ясно, что надеяться проповедник возможности построения Царства Божьего в отдельно взятом государстве мог только на себя. Бывшие друзья стали в окружавшем Пригоду прошлом заклятыми его врагами. Было немного обидно, но Пригода их не осуждал. Ясное дело, своя рубаха всегда ближе к телу.

Обидно было, что все его предали.

Предали местные, которые около него кормились и в рот ему заглядывали. Но этих Митрофан Николаевич еще как-то понимал, темные они были люди, к тому же из отсталых сельскохозяйственных районов, где овец можно было по пальцам пересчитать, да и пшеницы выращивали мало, больше на ячмень налегали. А вот то, что от него отступились товарищи по несчастью, попавшие в этот мир волею судьбы, это Митрофана Николаевича крепко обижало.

Дыряев ладно, это служака, их во все времена хватало. Дорвался до прокураторства, самодурствовать начал, местное руководство податями обложил. Тут еще посмотреть надо, в чью пользу эти самые подати собираются! Рим далеко, а прокуратор голодным не ходит, вон какие перстни камнями у него на руках горят! Ему, конечно, жалко с достатком расставаться, живет он здесь получше, чем когда-то в будущем жил.

О сопляках, которые в римское воинство вступили, Пригода тоже не вспоминал. Чести много - шпану разную вспоминать. Да и помочь они ему, Пригоде, ничем не могли, а Иксусу Кресту и вообще бы не захотели.