Ждать, еще немного нужно обождать! Сжав пистолет в начавшей потеть руке, я мысленно уговариваю мужиков сидеть тихо и ждать моего сигнала.
Вот прошла минута, другая, и наемники чуть ослабили внимание. Никто не стрелял по ним из кустов, ни тебе криков, ни взрывов, просто откуда ни возьмись возникла дыра в земле. Постепенно все четверо столпились у края траншеи, а пулеметчик свесился за край переднего щитка своего насеста, чтобы лучше было видно.
Время! Бесшумно поднимаюсь в своем окопе, отодвинув крышку влево и вскинув пистолет. Совмещаю прицел с башкой пулеметчика и плавно выжимаю спуск. Выстрел получился не громким – наемники у ямы что-то громко обсуждали. Спустя три долгих удара сердца слева послышались два резких хлопка, потом еще и еще!.. Звуки стрельбы смешались с криками боли и недоумения, потом к общей какофонии добавился треск автоматической очереди, кто-то слева громко вскрикнул, один карабин смолк, но потом в унисон снова заговорили обе «сайги».
Не тратя больше ни секунды, выпрыгиваю из окопа, перекатом ухожу вправо и в полуприседе иду к машине. От одного из вояк, кажется, скатившегося в траншею, меня закрывает корпус джипа. Он видит только двоих из нас, может быть, даже ранен. Снова слышится злая короткая очередь чужого автомата, мои партизаны благоразумно молчат. Патронов, увы, уже осталось по два-три на ствол. Вот добираюсь до правого борта накренившегося «хамви» и в несколько гусиных шажков достигаю крыла. Так и есть: наемники кучей лежат на краю траншеи, уцелел скорее всего тот, что стоял дальше всех справа, успел скатиться в траншею и открыть огонь. Уже вижу его спину, прикрытую только «разгрузкой», да загорелую лысую голову. Наемник вскинул к плечу автомат, что-то выцеливает у обочины, меня совсем не замечает. Не раздумывая, прыгаю на него сверху, одновременно нанося удар рукоятью пистолета. Охнув от неожиданности, иностранец заваливается вперед, тело его обмякло под моей хваткой. Больше никто не стреляет, вроде управились на пока...
– Tax! Тахх!..
Две пули почти одновременно прилетели со стороны леса. Одна впилась в землю в трех метрах правее, другая сплюснулась о левое переднее крыло джипа. Совсем рядом. Весточка как раз оттуда, где сидят Михась и Варенуха. Черт, чуть не забыл, что они меня не видят и все еще думают, что я где-то в тылу.
– Хорош палить, мужики, тут кроме меня уже никого! Идите сюда, а то мне «языка» одному из траншеи не выдернуть.
Послышались приглушенные голоса, и вскоре к машине подбежали запыхавшиеся артельщики. Бегло осмотрев обоих, констатирую, что вскрик, который я слышал, принадлежал водиле. Ерунда: в щеку под левым глазом ему угодила солидная щепа, выглядит страшно, но так вообще-то просто царапина. Крикнул начинающий мститель с непривычки, что вполне простительно: кругом стрельба и все такое, а тебе адски больно, само собой, первое, про что успеешь подумать – жутко тяжелая, смертельная рана. Я рад, что вроде как никто больше не ранен и тем более не убит.
Сообща артельщики выволокли уже приходящего в себя наемника, но Мишка опомниться ему не дал, пристегнул иностранца за обе руки к решетке бампера пригодившимися служебными «браслетами». Я пожалел, что свои остались в бардачке «пятерки», да так, видно, с ней и пропали. Дернувшись пару раз, пленный начал ругаться на трескучем языке; некоторые слова были отдаленно знакомы. Когда я сам выбрался и немного стряхнул с себя землицу, то разобрался, что специалист Мастерс и тут не соврал – пленный оказался поляком. Это я просек, как только услышал знакомое и почти родное: «Курва матка!» Что это означает, до сих пор не знаю, но звучит как ругательство, да и громкий голос польского наймита резал уши. Подойдя вплотную, я от души пробил с ноги ему в солнечное сплетение, и поляк, захрипев, умолк. Потом я заглянул в салон джипа и спустя пару минут нашел объемистую аптечку. Названия были незнакомые. |