Повинуясь неясному порыву, Валентина наклонилась к самому лицу сына, не выпуская его ладони из рук, и прошептала:

– Феденька, что мне делать? Сегодня снова тебя видела. Ты опять говорил про круг. Жаловался, что не можешь выбраться… – Валентина закрыла глаза, пытаясь максимально сосредоточиться, протянуть мысленную нить от своего сознания к сознанию сына. – Еще о проводнике что-то говорил и про то, что хочешь домой… Сынок, дай мне знать, помоги понять! Я не могу до тебя достучаться.

Она говорила еще что-то, пытаясь прислушаться к своим ощущениям, уловить – может, Федор подаст ей знак, но ничего не происходило.

– Извините, – прозвучало над ухом.

Валентина вздрогнула и открыла глаза, обернувшись.

– У нас процедуры, – сказала медсестра.

Ее звали Венерой, и она нравилась Валентине больше остальных. Внимательная, спокойная, эта женщина источала тепло и участие.

– Да, конечно.

Вставая со стула, Валентина неожиданно для себя призналась:

– Я его во сне видела. Федю. Не в первый раз уже. Он приходит и будто просит о чем-то, только я никак не пойму о чем.

Венера глядела с сочувствием, но молчала.

«Зря я это сказала, – подумала Валентина. – Что она может ответить?»

Но Венера ответила:

– Знаете, что я думаю? Они – те, кто в коме, – как бы на границе. В сумеречном мире. И не здесь, и не там. Наверное, это тяжело. Надо уж или сюда, или…

– Хотите сказать, он просит отключить эти аппараты? Хочет уйти?

Теперь Венера не казалась такой уж милой и понимающей. От ее слов веяло зловещим холодом. А чего удивляться? Работая в таком месте, наверное, чего только не увидишь, не услышишь. Сердце должно одеться в броню, чтобы продолжать биться бесперебойно.

– Не знаю. Пообщайтесь со священником, – сказала медсестра. – Простите, но мне нужно…

– Да-да. Это вы меня извините.

Игорь, как и обещал, ждал в коридоре. Пока шли по коридорам, спускались в лифте на первый этаж, выходили из больницы, молчали, погруженные каждый в свои мысли. Оказавшись на улице, Валентина спросила:

– Ты о чем поговорить хотел?

Он почесал переносицу и слегка покраснел.

– У тебя, наверное, отпуск скоро закончится?

– Через три дня, – равнодушно сказала Валентина. – Я написала заявление, мне отгулы положены. Потом административный возьму.

Она работала в фармацевтической компании. Игорь понимающе кивнул: сложно думать о работе в такой ситуации.

– Спасибо, что не говоришь, мол, лучше бы вышла, отвлеклась. От этого не отвлечешься, ты же понимаешь.

Он понимал. Как понимал и то, о чем она не сказала: все, чем прежде была полна жизнь, перестало иметь значение, а еще был суеверный страх. Отвлечешься от Феди, от мыслей о выздоровлении, и тем самым предашь его, навлечешь беду.

– Тебе тоже ехать пора в Улемово.

– Пора. – Он помедлил немного, словно не решаясь продолжить, и добавил: – Но я никуда не поеду.

Они медленно шли по больничному двору, и Валентина, услышав это, резко остановилась и повернулась к Игорю:

– Что значит «не поеду»?

– То и значит. Я написал заявление на увольнение, квартиру на продажу выставил через агентство, машину тоже… Решил остаться в Казани. С вами. То есть я не напрашиваюсь, не говорю, что возьму и к тебе завтра жить перееду, я же знаю…

Валентина недослушала.