Заложенный в 1886 году Институт Пастера был достроен через два года. Когда-то у французского правительства не нашлось полутора тысяч франков на оборудование первой пастеровской лаборатории. Сейчас за полтора года собрали по подписке два с половиной миллиона франков. Но и тут парижские городские власти не захотели внести свою лепту — Пастеру отказали в бесплатном участке земли для здания, и этот участок пришлось купить на собранные деньги. И все-таки после всего этого для будущих исследовательских работ института оставалось еще около миллиона франков.

Торжественное открытие нового храма науки на улице Дюто состоялось 14 ноября 1888 года. В больmoto зале библиотеки нового института собралось множество народа. Здесь были министры и президент Французской республики, академики и иностранные ученые, друзья и коллеги, сотрудники и последователи Пастера. Пастер пришел в сопровождении всей семьи, взволнованный и бледный, с красными от бессонницы глазами и измученным, утомленным лицом.

— Мне грустно, — начал он, — что я вхожу в эти стены как человек, побежденный бременем жизни, вокруг которого уже нет его учителей, нет даже товарищей по борьбе — ни Дюма, ни Буле, ни Поля Бера, ни Вюльпиана, который вместе с вами, дорогой Транше, всегда помогал мне советами и который проявил себя как самый убежденный и энергичный защитник моего метода.

Остро чувствуя их утрату в этот момент, я в то же время нахожу великое утешение в том, что все, за что мы вместе боролись, не погибнет. Наши научные воззрения разделяют наши сотрудники, наши ученики, которые присутствуют здесь…

Сохраните, дорогие сотрудники, тот энтузиазм, который воодушевлял вас с первых же дней вашей работы, но подчините его строгому контролю. Не утверждайте ничего, что вы не могли бы доказать просто и определенно. Уважайте критику… Она помогает добиться истины. За ней всегда остается последнее слово…

В мире борются два противоположных закона: один — закон крови и смерти, который каждый день придумывает все новые способы войны, который заставляет людей быть постоянно готовыми идти на поля сражения, и второй закон — закон мира, труда и благоденствия, который ставит себе целью избавить человечество от преследующих его несчастий. Этот второй закон, которому подчиняемся все мы, стремится даже во время жестоких войн спасти многочисленные жертвы этих войн…

В гулкой тишине зала раздавались эти слова великого ученого. А сам он, только что оправившийся от нового удара, сидел, низко склонив голову, стараясь скрыть от посторонних слезы горечи и старческого бессилия, непрестанно навертывающиеся на глаза.

Храм новой науки был возведен. Но богу этой науки — Пастеру — уже нечего было в нем делать. Его измученное сердце медленно и трудно нагнетало кровь в больные сосуды, а ясный мозг сознавал, что песня его спета…

Лаборатория на улице д'Юльм прекратила свое существование. На стене небольшого домика, где столько лет проработал Пастер, осталась только мемориальная доска:

НАВЕКИ ЖИВОЙ

«…Кто попытается, хотя приблизительно, оценить ту бездну горя и душевных мук, которые исчезли и еще исчезнут с лица земли благодаря Пастеру?..

Грядущие поколения, конечно, дополнят дело Пастера, но… как бы далеко они ни зашли вперед, они будут идти по проложенному им пути, а более этого в науке не может сделать даже гений».

Очень трудно свыкнуться с мыслью, что ты выбыл из строя, в авангарде которого шагал почти сорок лет…

Трагическая жизнь Пастера привела его к преждевременной старости; в шестьдесят шесть лет он уже почти не мог работать. И чем меньше сил оставалось у него для науки, тем быстрее он дряхлел и старился.

Последнюю энергию отняли хлопоты по постройке института, и хотя в новом здании, рядом с его квартирой, была приготовлена прекрасная лаборатория — первая по-настоящему оснащенная, просторная и светлая лаборатория во всю его сорокалетнюю научную деятельность, он уже не мог ею воспользоваться.