|
.. рабов твоих",- поправился Ланцов. Солдаты притихли, все кругом притихло, отчего-то побледнел, подобрался старшина Мохнаков. Случайно и огород забредший славянин с длинной винтовкой на спине начал было любопытствовать: "А чо тут?" - но старшина так на него зашипел и такой черный кулак поднес ему, что тот сразу смолк и скоро упятился за ограду. Часть вторая. СВИДАНИЕ И ты пришла, заслышав ожиданье... Я. Смеляков Солдаты пили самогонку. Пили торопливо, молча, не дожидаясь, когда сварится картошка. Пальцами доставали прокисшую капусту из глечика, хрустели, крякали и не смотрели друг на друга. Хозяйка дома, по имени Люся, пугливо смотрела в сторону солдат, подкладывала сухие ветви акаций и жгуты соломы в печь, торопилась доварить картошку. Корней Аркадьевич Ланцов, расстилавший солому на полу, выпрямился, отряхнул ладонями штаны, боком подсел к столу: - Налейте и мне. Борис сидел у печки, грелся и отводил глаза от хозяйки, возившейся рядом, старшина Мохнаков поднял с пола немецкую канистру, налил полную кружку, подсунул ее Ланцову и криво шевельнул углом рта: - Запыживай, паря! Корней Аркадьевич суетливо оправил гимнастерку, будто нырять в прорубь собрался, судорожно дергаясь, всхлипывая, вытянул самогонку и какое-то время сидел оглушенный. Наконец наладилось дыхание, и Ланцов жалко пролепетал, убирая пальцем слезу: - Ах, господи! Скоро, однако, он приглушил застенчивость, оживился, пытаясь заговорить с солдатами, со старшиной. Но те упорно молчали и глушили самогонку. В избе делалось все труднее дышать от табачного дыма, стойкого запаха затхлой буряковой самогонки и гнетущего ожидания чего-то худого. "Хоть бы сваливались скорее,- с беспокойством подумал взводный,- а то уже и жутко даже..." - Вы тоже выпили бы,- обратился к нему Корней Аркадьевич,- право, выпили бы... Оказывается, помогает... - Я дождусь еды,- отвернулся к печи Борис и стал греть руки над задымленным шестком. Труба тянула плохо, выбрасывала дым. Видать, давно нет мужика в доме. Неустойчиво все во взводном, в голове покачивается и звенит еще с ночи. Разбил он однажды сапоги до того, что остались передки с голенищами. Подвязал их проволокой, но когда простыл и ходить вовсе не в чем сделалось, стянул сапоги с такого же, как он, молоденького лейтенанта, полегшего со взводом в балке. Стянул, надел - у него непереносимо, изводно стыли ноги в этих сапогах, и он поскорее сменял их. Теперь вот у него такое ощущение, будто весь он в сапоге, стянутом с убитого человека. - Промерзли?-спросила хозяйка. Он потер виски ладонью, приостановил в себе обморочную качку, взглянул на нее осмысленно. "Есть маленько",- хотелось сказать ему, но он ничего не сказал, сосредоточил разбитое внимание на огне под таганком. |
