|
Хвостатый лодырь так разоспался, что даже ухом не повел на поднявшуюся во дворе суету. И пробудился лишь тогда, когда из-под него посыпались поленья. Кот шмякнулся на раскатившиеся дрова, почуял под когтями что-то мягкое (щеку и плечо хозяина), от потрясения это мягкое крепко разодрал и с дурным мявом дунул через двор к бане. Оглушенный неожиданным градом тяжелых поленьев и резкой болью, Уншис тупо заворочался, попытался сбросить с себя дрова и сесть… и тут на него рухнула Тхаи. Прямо на голову – своей увесистой задницей. Это зрелище так потрясло Нитху, обернувшуюся на крик, что она едва не упустила момент, когда ее собственный враг, пересилив боль, протянул к ней окровавленные лапищи, дрожащие от ненависти. Замахиваться и бить мерзавца кувшином по голове было поздно. Охотница резко, снизу вверх выплеснула врагу в рожу то, что еще уцелело в кувшине. Крепкое вино обожгло глаза и свежие раны, негодяй пошатнулся. Нитха метнулась прочь. Пробегая мимо разворошенной поленницы, девушка схватила за руку Тхаи: – Живо! Бежим! Обе наррабанки не перебежали – перелетели двор! Но у калитки их ждало страшное разочарование: на крепких петлях висел тяжелый замок. Братья основательно защитили свое хозяйство от царящего снаружи беспорядка! В запале Нитха рванула замок… глупо, конечно же, глупо… – Сзади! – прокричала по-наррабански Тхаи. Охотница обернулась. На нее надвигался старший из насильников-братьев. Страшный, окровавленный, с разбитым лицом и багровыми глазами. В руках он держал топор, прихваченный у поленницы. Шла месть. Шла смерть. Тхаи, прижавшись к калитке, молилась вслух. Нитха быстро огляделась. У забора, ближе к грядкам, стояла оставленная кем-то лопата с налипшими комьями земли. Охотница бросилась к ней, схватила с тем же чувством, с каким воин перед битвой выхватывает из ножен меч. Топор взлетел и опустился. Нитха увернулась от удара и нанесла свой. Она целила в голову ребром лопаты, она била, чтобы убить!.. Рукоять крутанулась в ладонях, непривычное оружие ударило плашмя. Впрочем, и плашмя по сломанной переносице… о-о, это не было нежной лаской! Насильник без чувств грохнулся к ногам юной наррабанки. – Второй! – пронзительно крикнула Тхаи, прервав молитву. Нитха сама уже видела, что через двор к ней бредет Уншис – с распухшим носом, с расцарапанной рожей. Это зрелище не казалось девочке забавным. Что за дрын в руке у гада? Оглобля, что ли? Да, от этого лопатой не отмашешься! И тут юную Охотницу осенило: она приставила лопату к горлу лежавшего без сознания насильника: – Шаг сделаешь – и у тебя нет брата! На миг обожгла ужасная мысль: а если младший мерзавец обрадуется случаю стать единственным хозяином дома и двора? Но, похоже, братья жили дружно. Младший остановился и прохрипел с черной злобой: – Не трожь, сучка наррабанская! Я за него тебя в клочья порву и свиньям скормлю! – Обойдемся без крови, – жестко сказала Нитха. – Принеси ключ. Мы отопрем калитку и уйдем. Уншис чуть помешкал, затем молча швырнул оглоблю наземь и направился к дому. Тхаи тихонько заплакала. – Держись! – сердито сказала Нитха. Она догадывалась, что сейчас рабыню нельзя жалеть. – Разнюнишься – косу выдеру! Тхаи перестала хлюпать носом. Ждать им пришлось недолго. Уншис спустился с крыльца, подошел к калитке, швырнул под ноги «гостьям» ключ. Тхаи поспешно подняла его, загремела замком. Когда калитка распахнулась, открывая путь к свободе, Тхаи осмелела настолько, что выдала гневную фразу по-наррабански и зло плюнула себе под ноги. |
