— Я признаю, что слегка поторопилась, сэр, но что касается понапрасну истраченного времени…

— Понапрасну, — повторил он. — Дело у вас заберут.

— Впервые об этом слышу, — солгала она. — Это…

Он прервал ее взмахом руки. Его ногти, обычно безупречные, были слишком длинны. Бежевый костюм — подделка под модный дизайнерский бренд, — висел складками, а воротник рубашки казался слишком растянутым. Похудел? Из-за тренировок перед марафоном?

Он явно выглядел усталым.

Потом Петра заметила еще одну несообразность: со стола исчезла обрамленная фотография Шулкопфа и его третьей жены, сделанная во время их отпуска. Место, где стояла фотография, пусто.

Домашние проблемы?

— Прошу прощения, сэр, — сказала Петра. Еще один взмах руки.

— Не вздумайте повторить что-нибудь подобное, если не хотите неприятных последствий. Ваши полномочия ограничены.

— Мои полномочия?

Шулкопф самодовольно улыбнулся.

— Кстати, как дела у вашего подопечного?

— Он занимается научной работой.

— И что это значит?

— Он работает над докторской диссертацией, и наши трудности его не занимают.

Шулкопф прищурился.

— Значит, в этом отношении у вас проблем нет?

— Нет, сэр. А в чем дело?

— Мне не нужны ваши вопросы, Коннор.

— Поняла, сэр.

— Вы не выпускаете из виду Альберта Эйнштейна?

— Я не знала, что мне положено…

— У вас задание, Коннор, — быть нянькой. Поняли? И не вздумайте это задание провалить. — Шулкопф поерзал в кресле. — Итак, чего вы добились, обратившись к масс-медиа?

— Нам поступают звонки…

— Избавьте меня от болтовни.

— Пока ничего, сэр, но звонки все же…

К изумлению Петры, Шулкопф кивнул и сказал:

— Кто его знает, возможно, что-то из вашей хреновины и выйдет. Если нет, то вы облажались.

К четырем часам вечера она получила тридцать пять сообщений. Все чепуха. В половине пятого позвонила Патриция Гласс из «Таймс». Она сказала:

— Вы, очевидно, больше в нас не нуждаетесь.

— Нам необходима любая помощь, — сказала Петра.

— Вам тогда следовало подождать, — отрезала Гласс. — У меня была статья, готовая к печати. Редактор увидел ее вчера вечером и зарубил. Мы, мол, не публикуем старые истории.

«А сама-то ты считаешь актуальными свои статьи?» — подумала Петра. Вслух же сказала:

— Ошибаетесь, Патриция, она не старая. Ведь дело пока не раскрыто.

— Все, о чем уже говорят, — устарело. В следующий раз дайте мне знать, а уж потом обращайтесь к ним. Не тратьте попусту мое время.

— Прошу прощения, если поставила вас в такую ситуацию, но…

— Поставили, — прервала ее Гласс. Щелчок, и трубка легла на рычаги.

К половине шестого позвонили еще двадцать человек. У пятерых, похоже, имелись проблемы с психикой; три звонка были от явных психов; остальные — от благонамеренных горожан, которым нечего было сказать.

Ну вот, заварила кашу, а взамен не получила ничего.

На какую-то минуту Петра почувствовала себя плохо, потом подумала: «Чему удивляться — ведь мы живем в мире, где идиоты-фанатики подрывают сами себя».

И все же успокоить себя подобными рассуждениями ей было трудно. Она уже собиралась домой, когда вдруг зазвонил телефон, и голос Эрика произнес:

— Я на аэродроме Кеннеди.