|
Тихое и уверенное. Пояснять не нужно. Мои слова (а до них – действия) опять оказались неправильными. Впрочем, если учесть, что за все считанные часы нашего общения я ни единого раза не был понят, как должно, можно сделать любопытный и совершенно нелестный для принцессы вывод. Это не я тугодум и бездарь, не умеющий складывать слова друг с другом. Это… – Ненавижу. Тот же тон, тот же накал. Очень плохо. Девчонка должна либо разреветься, либо броситься на меня с кулаками, либо начать лелеять планы жестокой мести, но только не стоять, невидяще глядя мимо. Слишком опасная тропка. Слишком болезненная для души. – Ненавижу. – Позвольте узнать, кого? Зеленый взгляд медленно перетек на мое лицо. Да, я не ошибся: дела плохи. Что ж, будем изымать опухоль, пока та не сдавила душу принцессы в своих тлетворных объятиях. – Не можете сказать? Тогда отвечу я, уж не корите за дерзость! Ненавидеть можно только себя. И мне печально узнавать, что наследница престола Империи страдает столь презренным недугом. – Я ненавижу тебя! Вас всех! Хм. Круг жертв расширился до безобразия. «Всех»? Еще хуже, чем никого. Не верите? А зря. Результат достигается только при полном приложении сил, мыслей и чувств к единственному предмету: будете распыляться по сторонам, ничего не добьетесь. Уж я то знаю! Проходил. И вовсе не мимо, а рука об руку с ненавистью, злостью и прочими уродливыми спутницами. – Прежде чем указать вам на главную ошибку, хотелось бы все же знать, за что вы всех нас ненавидите. И собственно, кого «нас»? Некрасивое лицо скривилось, став почти отталкивающим. – Кэра. Тебя. Отца. – То бишь, одинаково ненавидите трех персон разного положения и достоинств. Значит, причина должна быть одна. Какая же? Сари с полминуты смотрела на меня взглядом человека, над которым издеваются и не скрывают этого. – Вы все бросили меня… или собираетесь бросить. Хорошая причина. Главное, удобная для обвинений. – Позвольте усомниться. – В чем? – криво изогнулись тонкие губы. – Ваш отец не может бросить вас, даже если бы и жаждал это проделать. Увы, другой наследницы нет и не ожидается, так что принцесса Мииссар неразрывно связана и с императором, и с престолом. А его величество, пока живет и здравствует, приложит все возможные силы, чтобы дочь приняла корону. Бросить… Когда вернетесь в столицу, расскажите ему о своих фантазиях: пусть папочка лишний раз посмеется! Принцесса зыркнула на меня исподлобья, но высказывать негодование вслух посчитала недостойным. Отлично, продолжим: – Что касается вашего наставника, у него наверняка были веские причины, чтобы лишить вас своего общества. Должно быть, неотложные дела потребовали участия Лакерена, и как только будут завершены, все вернется на места. – Наставника… – презрительный смешок. – Настоящий наставник никогда не оставил бы своего ученика в одиночестве! Самое глупое заблуждение, кстати. – Настоящий наставник как раз должен время от времени давать ученику свободу действий. – Чтобы тот совершал ошибку? – Чтобы не чувствовал себя узником чужой темницы. Смоляные ресницы вздрогнули. – Темницы? Да, наверное… Но почему – чужой? – Потому что у него уже есть своя собственная, а две темницы на одного человека… как то слишком, не находите? Она с силой провела пальцами по скуле вверх вниз, оставляя на коже красный след. – Хочешь сказать, у каждого есть… – Место заточения? Да. И что примечательно, каждый из нас сам себе тюремщик. Так что, не нужно искать вокруг высокие стены и тяжелые засовы на дверях: просто загляните в себя. – Ты… – Да? – Но ты тоже собирался… или собираешься… бросить меня. |
