|
Ну и пусть девушка ростом повыше меня, а в плечах лишь чуть уже: зато она живет в моем доме и согласна стать моей женой. Почти согласна. Поверх ночной рубашки наброшен пушистый платок, наверняка, из пожиток Каулы: большой, шерсть некрашеная и не слишком ровно спрядена. Что поделать, моя матушка рукодельница еще та. Если взглянуть, в чем обычно щеголяю я… Нет, не буду вспоминать о грустном. Хотя бы потому, что появление в библиотеке Ливин заставило меня улыбнуться. Растерянно и довольно одновременно: – У меня есть дела. – Дышишь пылью? Она проводит кончиками пальцев по пергаментному листу. Я слежу за движением ее руки, как зачарованный. – Уже поздно. – Я знаю. Поэтому тоже хочу спросить. Можно? Лив кивает, продолжая дарить ласку книжной странице и заставляя меня ревновать. Но мне нравится испытывать ревность. – Почему не спишь ты? – Я спала. А потом проснулась, вышла за стаканом воды в кухню, увидела свет в библиотеке… Ты выглядишь очень усталым. Наконец то ее пальчики коснулись моей щеки! Как приятно… – Что то случилось, зайчик? Зайчик? Это еще кто? А, вспомнил. Зверь. С длинными ушами. Нет, милая, я, скорее, ослик. Точнее, осел. Ослище. – Я должен кое что сделать. А потом сразу пойду спать, обещаю! – Сразу? Приоткрытые губы усмехаются. Это предложение? Могу спорить, да. Но я не могу его принять. Только не сейчас. Не сегодня. Мне нужен прилив крови совсем к другому месту, нежели… – Да. Возвращайся в постель. Кажется, Лив обижается: поворачивается и делает шаг к дверям. Эй, да ведь она же пришла, чтобы помириться! Какой же я олух! – Подожди минутку! Вскакиваю из кресла и нашариваю во внутреннем нагрудном кармане куртки заготовленный и совершенно забытый подарок. Застегиваю цепочку кулона под любезно приподнятыми светлыми локонами. – Нравится? – Очень красиво. Наверное, и очень дорого? – Мне по карману. Слышится смешок, тихий и ни капельки не обидный. Ливин поворачивается, ловко и незаметно для меня оказываясь в моих объятиях. – Спасибо. Она придвигается ближе, так, что я чувствую аромат молока и душистых трав, исходящий от нежной кожи. Щурится, словно тщательно рассчитывает дальнейшие действия, и берет в плен мою верхнюю губу. Отвечаю тем же, но сосредотачиваюсь на нижней и возвращаюсь к реальности, лишь когда мои пальцы начинают нетерпеливо путаться в складках ночной рубашки, стараясь проникнуть за полотняную завесу. – Иди спать. Ливин хмурится, как мне хочется верить, разочарованно. Но не уходит. – Что то хочешь спросить? – Может быть, ты меня отпустишь? М м м? Ах да, я же все еще держусь за крепкую талию. Убираю руки: – Извини. – Вообще то, твой поступок любая приличная женщина сочла бы несмываемым оскорблением, – сообщают мне, насмешливо и интригующе улыбаясь. – Несмываемым? Совсем совсем? – Ну, возможно, имеются способы искупления подобной вины… – Задумчиво тянет Ливин. – Я подумаю. – Надеюсь, наказание не окажется слишком суровым? – Как знать. Она уходит, на прощание подарив мне еще одну улыбку, после которой по хорошему нужно было бы отправиться следом и… Но я возвращаюсь к столу и к делам. Завтра мне предстоит большой день. Большой и трудный. Но к нему нужно еще подготовиться, чем и стану сейчас заниматься. А на личное счастье у меня еще найдется прорва времени. Наверное. Может быть. Нить третья. Отправляясь в бой, Позаботься о щите Для пути назад. – Соден, прекрати ковырять ножом стол: кромку испортишь! Старший из младших братьев поднял на меня растерянный взгляд: – Ты же говорил, сталь хорошая и… – Слышал поговорку: «Терпение и труд все перетрут»? Так вот, не выплавили еще ту сталь, которая с честью выдержала бы твой энтузиазм. |
