|
– А стола, значит, не жалко? – Уточнил юный хитрец, свято веря, что любой из возможных ответов будет ему на руку. Угу. Размечтался! – Если мне чего то и жаль, то времени, которое тебе придется потратить, чтобы соорудить новый стол взамен поцарапанного. Светлые глаза, опушенные ресницами вдвое гуще, чем у Сари, обиженно моргнули: – Как это? – А так. Получишь домашнее задание и поплотничаешь маленько. Если, конечно, не внимешь моим отчаянным мольбам. Все ясно? Соден вздохнул, опуская голову: – Ясно. – И нечего дуться! Ответом послужило молчание, не слишком покорное, но и не протестующее, а нож был убран. Куда то под стол. Чтобы не раздражать старшего брата, поутру покинувшего постель в настроении… Точнее, в полном отсутствии настроения. Начнем с того, что я проснулся позже всех домочадцев (принцесса не в счет: ей даже после пробуждения полезно было оставаться в лежачем положении подольше, потому что опыты по управлению стихиями даром для неокрепшего тела и духа не проходят, уж что что, а сия непреложная истина была мне хорошо известна). Так вот, я проснулся последним. Встал, соответственно, еще позже, и к моменту появления на кухне оказался на волосок от того, чтобы остаться без завтрака. Голодный желудок – не самое приятное и полезное ощущение, но… Аглис меня задери! Придется поголодать. Сегодня, завтра, послезавтра и сколько понадобится. Потому что хмель быстрее одерживает победу над сознанием натощак. Стало быть, остается лишь хмуро следить за скоростью исчезновения свежевыпеченных пирожков в пастях младших братцев. – Малыш, ты заболел? Моя заботливая матушка – хрупкая и безобидная с виду сорокалетняя женщина с лицом селянки простушки. На самом деле она выносливее быка и упрямее ослицы, но пожалуй, только обладание упомянутыми качествами и помогло Кауле пережить то, что она пережила, не в последнюю очередь – по моей вине. Когда она перестанет называть меня «малышом»?! – Нет, матушка, все хорошо. Прохладная ладонь Каулы дотронулась до моего лба. – Жара вроде нет… Но какой то ты бледненький. – Я плохо спал. Матушка всплеснула руками: – Так сказал бы: заварила бы травок! Только… не рано ли? Действительно, рановато. Полнолуние ожидается аккурат через ювеку, считая от сегодняшнего дня, и по всем канонам меня еще не должны мучить кошмары. Да и не мучили, но рассказывать, чем занимался полночи, не буду. Ни матушке, ни братьям, ни Ливин, которая вопросительно поглядывает на меня с другой стороны стола. Обидел девушку… Нехорошо. Узнала бы Локка, прибила бы: рука у толстушки тяжелая, особенно, когда требуется вступиться за женскую честь. – Почему ты ничего не ешь? – Продолжила волноваться матушка. По необъяснимой причине прием пищи в утренние часы почитается самым необходимым действом в жизни, а я, признаться, крайне редко способен затолкать в себя с утра хоть что то: так и ухожу на службу, не жравши. Зато потом, после часовой прогулки пешком, чувствую зверский голод, требующий немедленного поступления еды в желудок. Замкнутый круг получается, но разорвать его – не в моих силах. Лениво, хотя и сознаю всю глупость собственного поведения. Ладно, вот женюсь, возьмусь за ум и тогда… – Не хочется. Каула насмешливо прищурилась: – Голова болит? О, удобная причина развеять подозрения! – Не без того. – Ты слишком много выпил. Не обвинение, но и не одобрение. Правда, дальше ничего не последует: матушка, в глубине души считая меня несмышленым ребенком, все же не вмешивается в мою жизнь по таким пустякам, как принятие горячительного. Наверное, пример отца отбил у нее охоту упрекать мужчин в желании крепко выпить… Он был ветераном Болотной войны, заработавшим кровавым трудом почет и уважение односельчан, пенсию от имперского казначейства, глубокий надрывный кашель и приступы судорог, сводившие конечности. |
