|
Вчера вечером гостья изволила отдыхать, утром тоже не явила свое прекрасное личико обитателям дома, только сейчас, ввечеру напомнила о себе. Но и я хорош: не помню, с кем живу под одной крышей. – Как пожелаете, hevary. В ответ она улыбнулась, по прежнему вежливо, и все же, толика укоризны в изгибе четко очерченных губ чувствовалась. Обычно к снисходительному высокомерию в свой адрес я отношусь равнодушно: замечать замечаю, но пропускаю мимо, потому что никоим образом не могу (и не рвусь, чего греха таить) менять положение вещей. Однако давно знакомая и привычная мина в исполнении иноплеменницы показалась удивительно оскорбительной и настоятельно требующей отпора. Хотя бы следующего: – Прошу простить мою нерадивость: хозяин дома должен прежде всего заботиться о благе гостей, а потом уже о семейных нуждах. Веера длинных ресниц опустились, потом снова приподнялись, а их обладательница заметила: – Гости приходят и уходят, их можно пускать на порог или гнать прочь, но круг семьи драгоценнее всего на свете. И как сие понимать? Как наставление или как тонкое признание отсутствия обиды? Попробую уточнить: – Я должен был уделить вам время и внимание, hevary, а сам даже не узнал цель вашего визита… Прощу прощения. – Вы можете исправить свою ошибку. К примеру, сейчас. Ой, только мне и не хватало вести светские беседы, на ночь глядя! Особенно сегодня. – Боюсь, мне придется снова просить вашего прощения, но… У меня есть неотложные дела вне мэнора. Она понимающе кивнула, и в следующее же мгновение нанесла удар, не подлежащий отражению: – Дела не могут ждать, но… Вы же не выйдете на мороз с мокрой головой? Хороший намек. Мол, полчаса ты, парень, все равно просидишь дома, так почему бы не поболтать? Разумеется, эльфийке невдомек, что меньше всего мне сейчас нужно забивать мысли пустыми разговорами, и она старается извлечь свою выгоду. Ладно, пусть извлекает: – Вы правы. Я слушаю вас, hevary. Со всем почтением и прилежанием. Гостья мэнора снова улыбнулась. Занятно: нежно розовые губы изогнуты луком с момента появления эльфийки в комнате, но можно с уверенностью сказать, когда женщина, в самом деле, улыбается, а когда совершенно бесстрастна и лишь следует правилам поведения в обществе… Чудеса, да и только! Шелк цвета морской волны, уложенный сотнями затейливых складок на тонкой фигурке: если это платье, то где швы? А если единый кусок ткани, то как остается неизменным без видимых крючков, пуговиц, шнурков и прочих застежек? Гладкие черные пряди длинных волос свернуты кольцами и плотно прилегают к голове, будто посажены на клей. Ни одного украшения – ни цепочки, ни бусинки, но они и не нужны, потому что эльфийка сама по себе является драгоценностью. Дороже золота и алмазов. Говорят, на юге за женщину эльфийского рода отсыпают столько монет, что целый караван не способен первезти за год… Врут, конечно. Правда, в этой лжи есть немалая доля истины. Если бы я вознамерился предложить свою гостью в качестве товара, мог бы обеспечить безбедную старость не только себе и детям, а еще и своим правнукам… – Пока что вы не слушаете, а смотрите. И так внимательно, словно составляете подробную опись моих достоинств и недостатков. Прячу в кривой усмешке смущение мальчишки, застуканного за совершением проказы. Хорошо, что невозможно точно прочитать содержание чужих мыслей! Хотя, мое лицо, видимо, было достаточно красноречиво, если эльфийка сочувственно склонила голову набок: – Ваше положение столь бедственно? – В каком смысле? – Вы словно собираетесь выставить меня на торги… Имеется покупатель? Вместо ответа снова прячу голову под полотенцем. Самое неприятное, в голосе гостьи не слышится ни нотки осуждения. Понимание, разочарование, быть может, но только не обвинение в злом умысле. |
