— Ох, мама, что ты! Папа просто раздавлен! — выкрикнула я, страдая от ее ироничного тона.

Мать поморщилась и пересела к туалетному столику.

— Ты что, правда подала на развод?

В моей душе еще теплилась глупая детская надежда.

— Да, Ли, подала. И нисколько не жалею об этом.

Каждое ее слово иголкой впивалось в сердце.

— Но почему? Как ты могла? — кричала я в гневе. Меня разъярило ее равнодушие к тому, что это решение нанесло мне, ее единственной дочери, страшнейший удар.

Мать развернулась ко мне и произнесла:

— Ли, я надеялась, что ты отнесешься к происходящему по-взрослому и рассудительно. Я шла к этому довольно долго, но откладывала последний шаг, чтобы дать тебе время подрасти и поумнеть. Я продлила свои страдания на месяцы, если не на годы, только ради тебя. Ждала, когда ты станешь достаточно взрослой, чтобы понять меня. — Заявив это, она расправила плечи, будто сбросила тяжкий груз.

— А я не понимаю, — выпалила я в ответ. — И никогда не пойму. Никогда.

Я хотела, чтобы мои слова были как удары ножа — меткие и болезненные.

В глазах матери вспыхнул огонь.

— Что конкретно сказал тебе отец?

— Что ты уехала для того, чтобы побыть в одиночестве, и что он получил телеграмму с известием о разводе.

— А он не объяснил тебе почему?

— Он сказал, что ты была недовольна им, что ты еще очень молода и хочешь использовать счастливый шанс. Но почему ты не можешь быть счастлива с папой?

— Ли, постарайся понять меня. Думаю, тебе это будет несложно, так как ты сама вот-вот станешь женщиной. Ты просто не знаешь, даже не представляешь, как мне жилось последние годы. Твой отец таскал меня по своим круизам исключительно в собственных интересах, точнее, в интересах бизнеса. Он пользовался моей красотой в расчете на внешний эффект. Я жила с ним как птица в клетке, пусть и в золоченой, но ведь в клетке, в неволе.

В неволе? О чем она говорит? Мать делала что ей вздумается, ходила куда хочется, покупала чуть ли не все подряд… У нас такой красивый, богатый дом. Его невозможно представить тюрьмой.

— Пассажиры относились ко мне со снисходительной жалостью, Ли, — продолжала мама, нервно перебирая волосы. — Я видела это на их лицах. Они знали, что мне редко удается вздохнуть свободно… Ненавижу! Ненавижу эту гнусную жалость! — вдруг прошипела она, сжимая кулаки и ударяя ими по коленям. — И так продолжалось не один год. Я старалась урезонить себя, взывала к рассудку, твердила, что моя дочь должна расти в спокойной, полноценной семье, но силы мои иссякли. Я не могу больше приносить себя в жертву. Не могу рисковать тем, что так дорого и хрупко, — здоровьем и красотой. Я не хочу увянуть, как цветок, лишенный солнца. Мой мир — это балы, опера, концерты, роскошные курорты, вернисажи моих работ, светские приемы. Ты хоть представляешь, сколько интересных, важных событий я пропустила лишь потому, что вынуждена была сопровождать твоего отца на бесконечные деловые мероприятия? Представляешь, а?

Мамино лицо так раскраснелось, а глаза так яростно сузились, что мне стало жутко. Этот эмоциональный взрыв шокировал меня. В голову не приходило, что она способна на такое бурное негодование.

— Папа сокрушается, жалеет об этом. Правда, мам…

— Не сомневаюсь. Но это чувство сиюминутное. Завтра очередной кризис в бизнесе заставит его забыть обо всем на свете, в том числе и обо мне.

— Нет, мама, нет! Давай посмотрим, вдруг он будет другим, а, мам? — умоляла я.