Изменить размер шрифта - +
 — Сказала Алиса, когда добрались и бросили рюкзаки наземь.

— Я могу и первым, я не сильно устал. — Немедленно вызвался он.

— У тебя имплантат глючный, а мой модулями обвешан как ёлка игрушками. Я могу видеть в темноте лучше, чем ты. Да и броня у меня лучше твоей. Так что ложись, твоя смена утром.

Павел не стал возражать, права она, что тут ещё скажешь? Перекусили концентратами, и он устроился внутри вагонетки, используя рюкзак как подушку. Некоторое время, уснуть не получалось. Он повернул голову и смотрел на девушку. На фоне ещё не до конца потемневшего неба, девушка, неподвижно сидевшая на краю борта железной конструкции, с оружием под рукой, казалась этакой тенью, каким-то призраком. Прекрасным, с точёной фигурой, призраком…, он повернул голову обратно и стал смотреть вверх, на проржавевший борт вагонетки.

Интересно, зачем ёлки обвешивают игрушками? Наверное, это просто выражение такое.

Алиса разбудила его под утро, за полчаса до рассвета. Небо уже посветлело, мир вокруг можно было рассмотреть, не напрягаясь, хотя желания особого к тому и не возникало. Территория заброшенной угольной шахты, красивыми видами баловать путников решительно не собиралась.

— Ночью спокойно всё было, ворона каркала только где-то там и всё. — Она рукой махнула, указывая, где ворона каркала и легла, свернувшись калачиком. Очень скоро, она уснула.

У самого борта, в одном месте, земля мягкая, словно её недавно копали — собственно, так оно и было, Алиса не забыла припрятать пистолет.

Павел сосредоточился на осмотре местности и борьбе с зевотой — спать всё равно хотелось, хотя вроде почти всю ночь во сне провёл. В какой-то момент, сонливость начала отступать, вместе с приливом краски стыда к лицу — не очень-то он приспособлен к новому миру. Опасностей вокруг полно, а он спит на ходу, зевота такая, что чуть челюсть не вывихнул, думает о девушке, что сейчас спит рядом, думает о том, как они вместе, непременно вместе, устроятся где-нибудь, жить будут, все дела. А вот Алиса совсем другая. Она солдат, этот мир словно для неё создан.

А он?

Долго смотрел на руины старой шахты, высившиеся справа. Это тоже детище павшего мира, создание цивилизации людей. Оно умерло гораздо раньше, чем всё остальное.

Люди бросили это место, и оно обветшало, постепенно его поглотит природа. О карьерах, шахтах, будет позабыто, всё уйдёт в землю…

Грустно стало. Вряд ли мир оправится после всего, что с ним случилось. А ведь устрани из всего списка бед, хотя бы только мутаген или чёрную чуму и мир бы устоял. Он пережил бы эти вспышки на Солнце…, или же вспышки не причём? Павел поразмышлял над этим, но данных не хватало. Он не мог сделать каких-то определённых выводов — он ведь не знал, что такое эти вспышки. Вряд ли понимать надо буквально, мол, Солнце как лампа вспыхнуло и снова стало светить нормально, нет, что-то это другое. Он не может внести это в модификацию, так как недостаточно данных.

— В модификацию? — Спросил он сам себя и ответа не получил. Разум отозвался стоическим молчанием, память презрительно игнорирует сознание своего владельца.

Вот такие вот дела. Мир рухнул, становится чем-то другим, а он ни шиша не помнит.

Обидно…, с другой стороны, о чём думает Алиса? О возрождении старого мира, она сражается в проигранной битве, ведёт войну, которая, увы, уже закончена. Она хочет всё вернуть, и не желает признавать поражения. Она не сдастся, она всегда будет сражаться за старый мир.

А он? Он не помнит то, за что сражается Алиса и думает только о том, что б устроиться как-то в этом мире, он думает о том, что бы жить дальше и сражаться — да, но лишь за себя и то, что он построит сам. С ней. С Алисой. Только с ней.

Ибо если её вдруг не станет, ужас такой потери накроет его куда сильнее, чем её.

Быстрый переход