| 
                                    
 Она уже сожалела, что поддалась порыву, толкнувшему ее к Тропфману. Можно ли доверять алкоголику? 
Усталая, в плохом настроении, она пошла домой. 
  
  
Идея сама по себе была, несомненно, плоха, однако смутное чувство необходимости побуждало ее к этому. 
К большому удивлению Лиз, молодая маргиналка охотно приняла приглашение. Итак, в субботу утром, на рассвете, они пустились в путь. По этому случаю Лиз вывела из гаража старенькую «БМВ», повидавшую уже нескольких владельцев. Она пользовалась ею крайне редко. 
— Я думала, ты откажешься, — заметила Лиз, как только они выехали на автостраду. 
— Почему? — отозвалась Гудрун. — Для меня — это словно поездка в парк с аттракционами. Наша столько рассказывала мне обо всем… чердак, статуи в парке… Ну прямо семейный Диснейленд… Все это приводило ее в восторг. 
— Она никогда не приглашала тебя туда? 
— Нет, у нее было одно желание: порвать с родителями. Ей хотелось жить вольной птичкой… Наша не раз повторяла это. Дочь богачей, она воображала себя несчастной. Когда у нее не было настоящих проблем, она выдумывала их. Наша обожала плакаться, глядя на свой пупок. 
Лиз судорожно сжала пальцы на руле. 
— Мы никогда не были богаты, — возразила она. Гудрун издала губами непристойный звук. 
— А для меня, уличной, вы были супербуржуи, да! Я очень любила Наша, но, по правде говоря, она на 99 процентов была непокорной, на 1 процент — неотразимой. Не умри Наша, думаю, мне удалось бы исправить ее. 
— А что ты с ней делала? 
— Я купила ее, как покупают маленькую фарфоровую фигурку, потому что она красивая, дорогая и хрупкая. Она может легко разбиться; а еще с нее постоянно надо стирать пыль. В моей семье из всех безделушек были только пепельницы со старыми окурками, поняла? Наша — это мой собственный предмет роскоши. 
— Что она находила в тебе? 
Гудрун рассмеялась: 
— Во мне есть все, кроме серьезности. Я — твоя оборотная сторона. И это ей нравилось, черт побери! Ты еще не поняла, что она боялась тебя? Ты все за нее решала, командовала… Из-за тебя от нее убегали друзья. 
Лиз стиснула зубы. 
«Перестань подражать Эстер Крауц, — сказала она себе. — Не старайся ничего выведать. Это бесполезно. 
Гудрун узнала лишь одну грань Наша, а ведь у нее были и другие…» 
Следующие десять километров Лиз молчала, обдумывая вопрос, готовый сорваться с губ: «Вы спали вместе?» 
Она уже сожалела, что затеяла это безрассудное предприятие. Но надеялась воспользоваться этой вылазкой, чтобы с пристрастием допросить свою попутчицу, выбить наконец сведения, которых ей так не хватало. 
— Перестань мучить себя, — вздохнула Гудрун. — Наша умерла вовремя. У нее не было никакого таланта — ни певицы, ни музыкантши. Эта девчонка была как пластилин для лепки. Она все равно досталась бы какому-нибудь подонку, делающему порнофильмы или что-то вроде этого. Дочери богачей не приспособлены к нравам улицы. Они считают себя умными, потому что учились, а на самом деле они развратнее проституток! Знаю я многих шлюх, окончивших университет. И тебе известно, что я ничего не выдумываю. История с метро… спасла ее, быть может, от более унизительной участи… Я часто говорю себе: по крайней мере она умерла чистой. Напрасно ты забиваешь себе голову, я не запачкала ее. В этом я уверена. 
  
— Мой отец болен, — сообщила она, увидев в конце дороги крышу большого обветшалого дома. — Вот уже три года он теряет память. Не удивляйся, если слова его будут бессвязны или он примет тебя за кого-то другого.                                                                      |