– Это ты послушай, – спокойно сказал Маладикт. – Мы солдаты Герцогини, тебе понятно? Просто скажи «ой-ой-ой».

Должно быть, он слегка нажал. Трактирщик застонал.

– Благодарю. Под видом пива ты подаешь нам пойло, которое в лучшем случае можно назвать вонючей водой, – продолжал Маладикт тем же спокойным и даже добродушным тоном. – Я, конечно, не пью… лошадиную мочу, но у меня высокоразвитое обоняние. Честно говоря, я предпочел бы не перечислять вслух те вещи, которые я чую в этом месиве, поэтому назовем их для краткости «крысиный помет» и закончим разговор, согласен? Можешь заскулить. Вот и молодчина.

На дальнем конце стойки кого-то из новобранцев вырвало. Пальцы у трактирщика побелели. Маладикт удовлетворенно кивнул.

– Вывести из строя солдата ее светлости в военное время – это приравнивается к измене, – сказал он и слегка подался вперед. – И карается, конечно же, смертью. – Маладикт произнес это слово с несомненным удовольствием. – Тем не менее, если вдруг здесь найдется бочонок пива… хорошего пива, которое ты приберегаешь для друзей, если они у тебя есть, тогда, несомненно, мы позабудем этот маленький инцидент. Сейчас я тебя отпущу. Судя по твоей брови, ты о чем-то думаешь. Если ты думаешь о том, чтобы вернуться сюда с большой палкой, то подумай лучше вот об этой черной ленточке, которую я ношу. Ты знаешь, что она означает?

Трактирщик поморщился и выдавил:

– Лига воздер…

– Вот именно! Совершенно верно! – воскликнул Маладикт. – И подумай еще вот о чем, если в твоей голове осталось свободное место. Я принес обет всего-навсего не пить человеческой крови. Ничто не помешает мне пнуть тебя между ног с такой силой, что ты оглохнешь.

Он разжал пальцы. Трактирщик медленно выпрямился. Полли не сомневалась, что под стойкой у него лежит короткая деревянная дубинка. Такая была в каждом трактире. Даже в «Герцогине». Отец говорил, что во дни тревог и сомнений дубинка одна поддержка и опора. Полли увидела, что пальцы левой руки подергиваются…

– Не надо, – предупредила она. – Он серьезно.

Трактирщик обмяк.

– Мы чуток друг друга не поняли, господа, – пробормотал он. – Я перепутал бочонки. Сейчас все будет.

Он заковылял прочь. Помятая рука у него заметно дрожала.

– Я прошто шказал, что это лошадиная моча, – заметил Игорь.

– Неприятностей не бойся, – сказала Полли Маладикту. – Отныне и навсегда он твой друг. Он понял, что не сможет тебя избить, – а значит, станет твоим лучшим товарищем.

Маладикт задумчиво взглянул на нее.

– Я-то в курсе, – ответил он. – А ты откуда знаешь?

– Я работал в трактире, – сказала Полли и почувствовала, что сердце у нее забилось быстрее. Как всегда, когда ложь громоздилась на ложь. – Там научишься разбираться в людях.

– И что ты делал?

– Подавал пиво.

– Что, в этой дыре есть второй трактир?

– Нет, нет. Я не из этих мест.

Полли застонала при звуке собственного голоса. Она ждала вопроса: «Так зачем было ехать сюда, чтобы записаться?», – но ничего не последовало. Маладикт просто пожал плечами и сказал:

– По-моему, тут вообще нет местных.

В трактире появились еще несколько новобранцев. Все они выглядели одинаково – смущенные и слегка нахальные, в одежде не по росту. Бровастый трактирщик появился с небольшим бочонком, почтительно поставил его на стойку и аккуратно открыл. Из-под стойки он извлек настоящую оловянную кружку, наполнил ее и робко протянул Маладикту.