Постарался не шевелиться. Да и не очень-то у меня получалось двигать руками и ногами: те не имели пространства для манёвра. Обнаружил, что с трёх сторон окружён телами клифов. Вера прижималась спиной к моим ногам. В спину мне дышал Барбос. Я повертел головой: пытался понять, где нахожусь. Сложности с привязкой к местности не возникло. Узнал свою новую спальню в доме на площади Дождей. Фонарь на стене не горел, но с улицы через окно пробивались лучи восходящего солнца.

Попытался сообразить, почему лежал на полу, а не на кровати. Да ещё и на собачьих одеялах, которых раньше в спальне не было. Как случилось, что в мою комнату перебрались волкодавы: раньше они остерегались сюда входить — и правильно делали. И почему на моей кровати, привалившись на бок и свесив ноги, спала Шиша — в повседневной одежде, будто среди дня заглянула в мою комнату за какой-то надобностью, да случайно уснула. Девчонка хмурила брови, словно видела тревожный сон. Сжимала кулаки.

Снова взглянул на окно. Небо за стеклом посветлело. Деревья больше не казались мрачными тенями. Рассвет. Почувствовал… странность и неправильность того, что видел. Попытка разобраться в ситуации привела к звону в ушах и всё нараставшей головной боли. В прошлый раз я испытывал похожие ощущения, ещё будучи студентом. Тогда проснулся после весёлой пьянки в чужой комнате общежития с незнакомой девицей под боком. И вот так же пытался сообразить, как дошёл до такой жизни.

Девица под боком — это не три собаки.

Почему оказался на полу рядом с клифами я не помнил. Но воспоминания о том, что привело к такому финалу, появились — пусть и весьма обрывочные. Я воскресил в памяти ту БОЛЬ, что ночью рвала на части мой мозг, пыталась навечно превратить меня в скулящий, пускающий слюну овощ. Вздрогнул. Разбудил Надю. Собака открыла глаза, насторожила уши. Посмотрела мне в лицо, будто соображая, хорошее ли у меня настроение. Радостно взвизгнула. Получилось это у неё громко. Приподнялась — лизнула мой нос.

«Ну и гад же ты, профессор», — мысленно пробормотал я.

— Мастер Карп! — услышал я звонкий голос Шиши. — Вы очнулись!

* * *

Я слушал рассказ девчонки о том, как она услышала вечером мои крики, как наперегонки с волкодавами примчалась в мою спальню. По словам Шиши, она увидела меня на полу. Я катался от кровати до стены, сжимал руками голову и жутко орал. «У вас очень громкий голос, мастер Карп». Девочка хотела понять, что со мной произошло. Попыталась меня осмотреть, найти раны. Но я не подпустил её к себе. Стучал кулаками в пол, сжимал свою голову, пытался то встать на колени, то снова падал — стучался лбом о половицы. И продолжал «реветь, как раненный зверь».

«Ну и гад же ты, профессор», — твердил я.

Ощупывал лицо — в подтверждение рассказа Шиши, находил на нём запёкшуюся кровь. Чувствовал болевые покалывания в полученных ночью ссадинах. Смутно припоминал, те картины, что мелькали перед глазами ночью: испуг в глазах юной продавщицы, её решительно стиснутые губы, жалобные взгляды клифских волкодавов, яркое пятно фонаря на стене. А ещё тогда мелькали перед глазами похожие то ли на паутину, то ли на осьминогов рисунки. Память услужливо подсказала, что это и были руны, которые я заучивал, подвывая от боли.

«Ну и гад же ты, мэтр».

Вспомнил причину той БОЛИ, при мысли о которой до сих пор хотел жалобно всхлипнуть.

«Четверть часа? — простонал я. — Она длилась четверть часа? Ну и гад же ты, профессор!»

Не удивился бы, узнав, что за эту ночь полностью поседел. Потому что обещанные Мясником «пятнадцать минут» длились, судя по словам Шиши, несколько часов.