Изменить размер шрифта - +
Вдруг сыщется что полезное. Конечно, навряд ли.
     - Ну-ну. - Бердичевский вполголоса спросил Лагранжа:
     - А где... покойник?
     - Идемте, - засмеялся Феликс Станиславович. - Ночью спать не будете. Одно слово - натюрморт.
     Матвей Бенционович, вытерев лоб платком, последовал за синемундирным вергилием по коридору. Пелагия тихонько шла сзади.
     Поджио лежал на кровати, торжественно глядя в потолок, будто задумался о чем-то очень значительном - уж во всяком случае, не о какой-то жалкой треноге, которая пригвоздила его к кровати, да так и осталась торчать, зажатая сводом грудной клетки.
     - Разумеется, наповал, - показал пальцем в белой перчатке полицмейстер. - Удар, изволите ли видеть, нанесен строго вертикально. Стало быть, убитый лежал, встать не пытался. Очевидно, спал. Открыл глаза, и в тот же миг - царствие небесное. А крушить и ломать убийца уже потом принялся.
     Матвей Бенционович заставлял себя смотреть на три сдвинутые ножки, глубоко утопленные в теле мертвеца. Ножки были деревянные, но в нижней части обитые медью и, должно быть, с острыми концами.
     - Сильный удар, - сказал он, изображая невозмутимость, и попробовал обхватить пальцами верх треноги.
     Не вышло - пальцы не сошлись. - Женщина так не смогла бы. Тяжеловато, да и не ухватить как следует.
     - Я тоже так думаю, - согласился Лагранж. - Так что это не Телианова. Дело-то, в сущности, немногим сложнее пареной репы. Я только следователя ждал, а мои уж и полный осмотр произвели. Не угодно ли протокольчик подписать?
     Бердичевский поморщился от столь явного нарушения процедуры протокол осмотра без прокурорского представителя составлять не полагалось, и оттого стал читать бумагу с нарочитой медлительностью. Но всё было составлено идеально - Лагранж полицейскую работу знал, следовало это признать.
     - Какие у вас соображения? - спросил Матвей Бенционович.
     - Пойдемте, что ли, вниз, в салон, пока этого вынесут, - предложил Феликс Станиславович.
     Так и сделали.
     Встали в углу пустого салона, полицмейстер закурил трубку, Матвей Бенционович достал тетрадочку. Здесь же пристроилась и сестра Пелагия: ползала по полу, вроде как убирала мусор, а на самом деле собирала обрывки картин, складывала один к одному. Собеседники внимания на нее не обращали.
     - Слушаю, - приготовился записывать Бердичевский.
     - Круг фигурантов по делу узок. Тех, кто мог иметь хоть какие-то мотивы для убийства, и того меньше. Надо установить, кто из сих последних не имеет алиби, да и дело с концом.
     Лагранж был сейчас чудо как хорош: глаза горели огнем, усы победительно подрагивали, рука энергично рубила воздух, специальные термины перекатывались во рту, словно леденцы. Думается, что за последние недели Феликс Станиславович переменил мнение о скучности и неперспективности Заволжья. Чего стоило одно зытяцкое дело! Но там основные фанфары и литавры явно предназначались Бубенцову. Зато здесь, при расследовании этого аппетитнейшего убийства, никто не мог перебежать полицмейстеру дорогу. Опять же появилась прекрасная возможность продемонстрировать хитроумному и опасному господину Бердичевскому свою незаменимость, в настоящий момент находившуюся под большим сомнением в связи с оплошностью Феликса Станиславовича по части взятки.
     - Рассудите сами, Матвей Бенционович. - Лагранж снял перышко с рукава товарища прокурора. - Связь ночного убийства с вечерним скандалом очевидна. Так?
     - Допустим.
     - На суаре у Олимпиады Савельевны, не считая дам, присутствовали десять человек.
Быстрый переход