|
Выкинет волной измокший и просолонившийся березий ствол на далекий персидский берег, и соберутся смуглые люди, чтобы посмотреть на этакое диво. Одна из берез после весеннего паводка уже начала было заваливаться с кручи, да удержалась последней корневой зацепкой, повисла над стремниной, похожая на белый указующий перст. Мальчишки, кто поотчаянней, повадились на ней раскачиваться, и многие говорили, что надо дерево от греха спихнуть вниз, потому что добром не кончится, да всё руки не доходили. Пелагия поежилась под ветром, постояла у калитки, глядя на темные окна дома. Получалось, что придется Наину Георгиевну будить. Неудобно, конечно, но дело есть дело. Калитка с ворчанием отворилась, разноголосо, словно клавиши на рассохшемся пианино, проскрипели ступени старого крыльца. Монахиня прислушалась - не донесется ли изнутри каких звуков. Тихо. А вдруг нет никого? Решительно взялась за медную скобу, заменявшую колокольчик, громко постучала. Снова прислушалась. Нет, кто-то там все-таки был - вроде бы голос раздался, или это взвизгнули дверные петли? - Откройте! - крикнула инокиня. - Это я, сестра Пелагия с архиерейского подворья! Послышалось, что ли? Ни звука. Она подергала дверь - заперта на засов. Значит, дома, но спят, не слышат. Или слышат, но не хотят пускать? Пелагия постучала еще, подольше, давая понять, что с пустыми руками не уйдет. Медь грохотала так гулко, что кто-нибудь - или хозяйка, или горничная должны были проснуться. И снова откуда-то из глубины дома, уже явственней, послышался тихий, как бы зовущий голос. Словно кто-то негромко пропел несколько нот и замолчал. Это уж было совсем странно. Пелагия спустилась с крыльца, прошла под окнами. Как и следовало ожидать, приоткрыты - с вечера перед грозой было душно. Подобрав рясу чуть не до пояса, монахиня влезла на приступку, ухватилась за подоконник и толкнула раму. Да что толку - темно хоть глаз выколи. - Эй! - боязливо позвала Пелагия. - Есть кто-нибудь? Наина Георгиевна! Вы здесь? Наина Георгиевна! Никакого ответа, только тихо скрипнул пол - то ли шагнул кто, то ли просто дом вздохнул. Сестра перекрестилась, и в тот же миг небо озарилось ярким разрядом, отчего комнату осветило не хуже, чем в солнечный полдень. Ненадолго, на секунду, но и этого было достаточно, чтобы Пелагия успела разглядеть маленькую гостиную и посередине, на полу, что-то белое, продолговатое. - Мать Пресвятая Богородица, спаси и помилуй, - пробормотала Пелагия и полезла через подоконник. Вот вам и "железная барышня". Вернулась домой - и в обморок. И ничего удивительного после этаких переживаний. Только что же горничная-то? Присела на корточки, пошарила руками, наткнулась на теплое. Тонкая ткань рубашки, мягкая грудь, лицо. Пелагия достала из поясной сумки фосфорные спички, чиркнула. Только никакая это была не Наина Георгиевна, а вовсе незнакомая круглолицая девушка - простоволосая, в ночной рубашке и накинутом на плечи платке. Надо полагать, горничная. Глаза у девушки были закрыты, а рот, наоборот, приоткрыт. Волосы выглядели чудно - на концах вроде бы светлые, а поверху, надо лбом, черные и блестящие. Пелагия дотронулась - и с криком отдернула руку. Мокро. Пальцы тоже сделались черными. Кровь! Тут спичка погасла, и Пелагия на четвереньках, как была, попятилась назад, к окну. Очки, тихо звякнув, бухнулись на пол, но возвращаться за ними не хотелось. |
