|
Перевалиться через подоконник и бежать сломя голову из этого страшного молчаливого дома! Но тут снова раздался давешний звук - тихий, будто зовущий голос. Только теперь было слышно, что это не зов и не пение, а слабый стон. Донесся он откуда-то из темного нутра дома, и выходило, что бежать никак нельзя. С замирающим сердцем монахиня выпрямилась, мелко перекрестила левую половину груди и обратилась с мысленной молитвой к своей покровительнице святой Пелагии, которую тревожила только по самой крайней необходимости: - Моли Бога о мне, святая угодница Божия Пелагия, яко аз усердно к тебе прибегаю, скорой помощнице и молитвеннице о душе моей... И тут же помогла ей угодница, прекрасная латинянка, в медном быке сожженная. От слабенькой зарницы на миг рассеялся мрак, и увидела Пелагия на подоконнике свечу в медной подставке. Знак это был хороший, душеукрепляющий. Спичка от дрожания пальцев сломалась, за ней и другая, но с третьей свеча зажглась, и теперь можно было осмотреться получше. Первое, что бросилось в глаза, - отчетливый след сапога на подоконнике, носком внутрь дома. Пелагия решительно повернулась к окну спиной, подняла руку с подсвечником повыше. Теперь стало видно, что у горничной вокруг головы растеклась целая темная лужа. Поблескивали оброненные очки. Пелагия подняла их, увидела, что левое стеклышко треснуло, но не расстроилась - не до того сейчас было. Картина вырисовывалась такая. Ночью, когда в доме уже легли, кто-то влез в окно и, видно, наделал шума. Горничная вышла на звук, и влезший ударил ее чем-то тяжелым по голове. Пелагия присела, тронула пальцами висок, где должна биться жилка. Не билась жилка, девушка была мертва, Инокиня пробормотала молитву, но без вдохновения, потому что прислушивалась. Снова стон. И близко - пожалуй, шагов десять. Она ступила раз, другой, третий, готовая при первом же признаке опасности бросить свечу и кинуться назад, к открытому окну. Впереди темнел дверной проем. Коридор? Пелагия шагнула еще и увидела Наину Георгиевну. Княжна лежала в коридоре на полу, совсем рядом с гостиной. На барышне был пеньюар и кружевной чепец, одна расшитая бархатная туфелька без задника валялась в стороне. Дальше по коридору виднелась приоткрытая дверь, очевидно, ведущая в спальню. Но Пелагии сейчас было не до расположения комнат - чепец Наины Георгиевны был сплошь пропитан кровью, а огромные глаза разбивательницы сердец смотрели вверх совершенно неподвижно, и в них отражались два маленьких огонька. И еще сестра увидела большой камень, черневший на полу чуть поодаль. Увидела, поневоле вспомнила, как лежал под деревцем мертвый Закусай, и перекрестилась. Наина Георгиевна была еще жива, но кончалась - это монахиня поняла сразу, едва только нащупала пальцами острый край пробитой теменной кости. В свое время, когда Пелагия проходила искус, первым ее послушанием стала работа в монастырской больнице, так что опыта по медицинской части ей было не занимать. Длинные ресницы дрогнули, взгляд умирающей медленно, словно нехотя сфокусировался на инокине. - А, сестра Пелагия, - ничуть не удивилась Наина Георгиевна, а даже точно обрадовалась, но тоже не сильно, в меру. Отчетливо, несколько врастяжку выговаривая слова (так бывает при черепном ранении), сообщила: - Я сейчас умру. - Сказала и как бы немного удивилась собственным словам. - Я это чувствую. |
