По тропинке, что вела к берегу от старой часовенки, шел монах довольно неблагостного вида: косматобородый, кустобровый, с большим мятым лицом и сизым пористым носом.
Пелагий вскочил ему навстречу, низко поклонился.
- А не вы ли и есть достопочтенный старец Клеопа?
- Ну я. - Монах хмуро покосился на паренька, зачерпнул широкой ладонью воды из озера, попил. - Тебе чего?
Он страдальчески выдохнул, обдав послушника кислым запахом перегара, стал доставать из кустов весла.
- Пришел молить вашего святого благословения, - тоненьким тенорком молвил Пелагий.
Брат Клеопа сначала удивился, однако по своему нынешнему состоянию души и тела был более склонен не к изумлению, а к раздражительности, поэтому замахнулся на мальчишку увесистым кулачиной.
- Шутки шутить? Я те дам благословение, щенок рыжий! Я те щас второй глаз подобью!
Монашек отбежал на несколько шагов, но не ушел.
- А я вам думал полтинничком поклониться, - сказал он и точно - достал из рукава серебряную монету, показал.
- Дай-ка.
Лодочник взял полтинник, погрыз желтыми прокопченными зубами, остался доволен.
- Ну чего тебе, говори. Послушник застенчиво пролепетал:
- Мечтание у меня. Хочу святым старцем стать.
- Старцем? Станешь, - пообещал подобревший от серебра Клеопа. - Лет через полета всенепременно станешь, куда денешься. Если, конечно, раньше не помрешь. А что до святости, то ты вон и так уже в подряснике, хоть и совсем цыпленок еще. Как тебя звать-то?
- Пелагием, святой отец.
Клеопа задумался, видно, припоминая святцы.
- В память святого Пелагия Лаодикийского, коий убедил жену свою благоверную почитать братскую любовь выше супружеской? Так ему сколько годов-то было, святому Пелагию, а ты еще и жизни не видал. Чего тебя, малоумка, в монахи понесло? Поживи, погреши вдосталь, а там и отмаливай, как мудрые делают. Вон в скиту, - кивнул он в сторону острова, - старец Израиль - обстоятельный мужчина. Погулял, курочек потоптал, а ныне схиигумен. И на земле хорошо пожил, и на небе, близ Отца и Сына, местечко себе уготовил. Вон как надо-то.
Карие глаза монашка так и загорелись.
- Ах, если б мне на святого старца хоть одним глазком взглянуть!
- Сиди, жди. Бывает, что на бережок выходит, только редко - уж силы не те. Видно, вознесется скоро.
Пелагий наклонился к лодочнику и прошептал:
- Мне бы вблизи, а? Свозили бы меня на остров, отче, а я бы век за вас Бога молил.
Клеопа слегка отпихнул мальчишку, отвязывая конец.
- Ишь чего захотел! За такое знаешь что?
- Совсем никак невозможно? - тихонечко спросил рыжеволосый и показал из белого кулачка уголок бумажки.
Брат Клеопа пригляделся - никак рублевик.
- Не полагается, - вздохнул он с сожалением. - Узнают - скудной не миновать. На неделю, а то и на две. Я на хлебе да воде сидеть не могу, от воды у меня башка пухнет.
- А я слыхал, будто по нынешним временам никто из братии кроме вас на остров плавать все равно не насмелится. Не посадят вас в скудную, отче. Да и как узнают? Тут ведь нет никого.
И бумажку свою прямо в руку подпихивает, искуситель.
Взял Клеопа тинник, посмотрел на него, задумался. |