Лечь в постель и заснуть, постараться. Утро вечера мудренее.
То вздыхая, то всхлипывая, послушник добрел по ночной дороге до города. Пробрался в павильон, чтобы вернуться из мужского состояния в женское.
Только снял скуфью и подрясник, только потянул из саквояжа свернутое платье, как вдруг свершилось невероятное.
Один из громоздких железных шкафов волшебным образом отделился от стены и двинулся прямо на Полину Андреевну. Она сидела на корточках, остолбенело глядела снизу вверх на этакое чудо и даже испугаться толком не успела.
А пугаться было чего. Автомат заслонил собою светлое пятно двери, и госпожа Лисицына увидела - нет, не шкаф, а огромный силуэт в черной монашеской рясе.
Прижав руки к рубашке (кроме белья и панталон в этот момент на Полине Андреевне ничего больше не было), она дрожащим голосом проговорила:
- Я тебя не боюсь! Я знаю, ты не призрак, а человек!
И сделала то, на что вряд ли решилась бы, будь она в смиренном монашеском наряде, - распрямилась во весь рост, да на цыпочки привстала и ударила кошмарное видение кулаком туда, где должно было находиться лицо, а потом еще и еще.
Кулачок у госпожи Лисицыной был небольшой, но крепкий и острый, однако удары не произвели никакого действия, Полина Андреевна только костяшки оцарапала обо что-то колючее и жесткое.
Гигантские лапищи схватили воительницу за руки, свели их вместе. Одна пятерня зацепила оба тонких запястья, другая с неописуемой ловкостью обмотала их бечевкой.
Обезручев, Полина Андреевна не сдалась - стала лягаться, норовя попасть противнику по коленке, а если получится, то и выше.
Нападавший присел на корточки, причем оказался ненамного ниже стоявшей дамы, и несколькими быстрыми движениями спутал ей лодыжки и щиколотки. Лисицына хотела отпрянуть, но от невозможности переступить с ноги на ногу повалилась на пол.
Теперь оставалось только прибегнуть к последнему женскому оружию - крику. Пожалуй, и с самого начала так следовало бы, чем кулачками размахивать.
Она раскрыла рот пошире, чтоб позвать на помощь - вдруг по набережной идет дозор мирохранителей или просто поздние прохожие, но невидимая рука засунула ей между зубов грубую, противно кислую тряпку, а чтоб кляп было не выплюнуть, еще и повязала сверху платком.
Потом муж силы легко приподнял беспомощную пленницу, взяв за шею и связанные ноги, будто какую овцу, и кинул на расстеленную рогожу, которую Полина Андреевна заметила лишь теперь. Хорошо подготовившийся злодей перекатил лежащее тело по полу, одновременно заматывая рогожу, и госпожа Лисицына за секунду превратилась из неодетой дамы в какой-то бесформенный тюк.
Глухо мычащий, шевелящийся сверток был поднят в воздух, перекинут через широкий, как конская спина, загривок, и Полина Андреевна почувствовала, что ее куда-то несут. Покачиваясь в такт широким мерным шагам, она сначала еще пыталась биться, издавать протестующие звуки, но в тесном куле особенно не потрепыхаешься, да и стоны, приглушенные кляпом и грубой мешковиной, вряд ли могли быть кем-то услышаны.
Скоро ей сделалось плохо. От прилива крови к свесившейся голове, от тошнотворной качки, а более всего от проклятой рогожи, не дававшей как следует вдохнуть и насквозь пропитанной пылью. Полина Андреевна хотела чихнуть, но не могла - попробуйте-ка, с кляпом во рту!
Хуже всего было то, что похититель, кажется, вознамерился утащить свою добычу в какие-то несусветные дали, на самый край света. Он всё шел, шел, ни разу не передохнув, даже не остановившись, и не было конца этому мучительному путешествию. |