|
Это у него соскитников так звали, Феогност и Давид. Но когда отцу эконому слова схиигумена передал с этим своим рассуждением, тот меня за непочтительность разбранил и смысл растолковал. Первые-то три слова - "Твоя суть небеса" - уставные, сулящие царствие небесное, из псалома Ефамова. Так скитоначальник всегда нового схимника встречать должен. А последнее слово вольное, от себя, для монастырских ушей предназначенное. Отец эконом сказал, что старец нас извещает, кто из братии на небеса восшел. Не Давид, значит, а Феогност. Пелагий подумал немного. - Отче, вы ж давно лодочником. И прошлого схимника тоже, надо полагать, на остров возили? - На Пасху, старца Давида. А перед тем, в прошлый год на Успенье, старца Феогноста. Допрежь того старца Амфилохия, перед ним Геронтия... Или, погоди, Агапита? Нет, Геронтия... Много я их, заступников наших, переправил, всех не упомнишь. - Так схиигумен, наверно, всякий раз нового старца так встречал - про усопшего сообщая. Вы просто запамятовали. - Ничего я не запамятовал! - осердился брат Клеопа. - "Твоя суть небеса" помню, было. А имени после того никогда не называл. Это уж после, по всяким околичностям проясняется, кто из отшельников душу Господу воротил. Для нас, живых, они все и так уж упокойники, братией отпетые и в Прощальную часовню препровожденные. Мог бы и не говорить Израиль. Видно, скорую кончину чует, сердцем размягчел. Поплыли на остров: Клеопа на одном весле, Пелагий на другом. Вышел им навстречу старец Израиль, принял привезенное, передал нарезанные со вчерашнего четки, сказал: - Вострепета Давиду сердце его смутна. Пелагию показалось, что последнее слово схиигумен будто бы медленнее и громче произнес и смотрел при этом не на Клеопу, а на его юного помощника, хотя поди разбери, через дырки-то. Едва отплыли, послушник тихонько спросил: - Что это он изрек-то? В толк не возьму. - "Вострепета Давиду сердце его" - это про старца Давида. Видно, тот сызнова сердцем хворает. Как Давид в скит определился, схиигумен часто стал из Первой книги Царств речения брать, где про царя Давида многое записано. Имя то же, вот и слову лишнему сбережение. А последнее какое было? "Смутна"? Ну, это пускай отец эконом разгадывает, у него голова большая. Вот и весь "синий" день. Прочие его происшествия и упоминать незачем - больно уж малозначительны. *** Следующий день был "зеленый". То есть не совсем зеленый, не листвяного цвета, а скорее морской волны - синяк начал густую синеву терять, бледнеть и вроде как подзеленился. В три часа Пелагий вручил брату Клеопе два полтинника. Поплыли. Лодочник передал схиигумену для старца Давида лекарство. Израиль взял, подождал чего-то еще. После тяжело вздохнул и сказал нечто вовсе уж странное, впрямую глядя на рыжего монашка: - Имеяй ухо да слышит кукулус. - Что-что? - переспросил Пелагий, когда старец уковылял прочь. Клеопа пожал плечами. - "Имеяй ухо да слышит" я разобрал - из "Апокалипсиса" это, хоть и не пойму, к чему сказано, а что он в конце присовокупил, не разобрал. "Ку-ку" какое-то. Видно, прав я был про Израиля-то, зря отец эконом меня невежей ругал. Старец-то того. - Он покрутил пальцем у виска. - Ку-ку кукареку. Судя по напряженно сдвинутым бровям, Пелагий придерживался иного мнения, однако спорить не стал, сказал лишь: - Завтра снова поплывем, ладно? - Плавай, пока тятькины рублики не перевелись. |
