|
Сергей Николаевич мне что-то про эманацию толковал, какие-то у него опасные опыты, да я ничего не понимал, в оцепенении был. И приборы все теперь в подвале. Он оттуда почти не выходит. Может, раз за день выглянет, кусок хлеба съесть, и снова вниз. Говорил следователь медленно, нелегко подбирая слова - видно, не совсем еще оправился, но на сумасшедшего был непохож. - Где этот подвал? - спросил епископ у доктора, не зная, верить ли сказанному. Может, и подвала никакого нет? - Вон там, пожалуйте за мной. Донат Саввич повел остальных в прихожую, оттуда в кладовку, а из кладовки, по каменной лестнице, вниз. Было темно, ассистент зажег спичку. - Вот дверь. Но там было пусто, и никакой лаборатории... Не договорив, Коровин потянул ручку, и из проема заструился неземной красноватый свет. Донеслось тихое пощелкивание, звякнуло стекло. Митрофаний заглянул внутрь. У длинного стола, уставленного аппаратами и инструментами неясного назначения, склонилась маленькая фигура в просторной блузе. Под потолком горел фонарь, обмотанный красным фуляром, - отсюда и диковинное освещение. Человечек, скрючившийся над столом, смотрел через какой-то хитрый микроскоп на тисочки, в которых была вертикально зажата черная металлическая пластинка. За пластинкой на специальной подставке стояла пустая колба. Нет, не пустая - на самом донышке поблескивала крошечная горка какого-то порошка или, может, мелкого песка. Исследователь был так увлечен своими наблюдениями, что не расслышал шагов. Вид у него был чудной: на голове пожарная каска, к груди привязан цинковый таз - обычный, в каких стирают белье. - Так вот куда каска с пожарного щита подевалась, - вполголоса сказал ассистент. - Ко мне Фролов приходил, жаловался. Я вас, Донат Саввич, из-за ерунды беспокоить не стал. Не ответив помощнику, Коровин шагнул вперед и громко позвал: - Господин Лямпе! Сергей Николаевич! Что это за тайны подземелья? Маленький человек оглянулся, замахал на вошедших руками: - Вон, вон! Нельзя! Ее ничем не остановишь! Ничем! Железо пробовал, медь пробовал, сталь, олово, теперь вот цинк - как нож через масло! Буду жесть. - Он показал на кусок кровельной жести, лежащий на краю стола. - Потом свинец, потом серебро! Что-то ведь должно ее удерживать! Рядом с жестью действительно поблескивал лист тусклого металла и - гораздо ярче - серебряный поднос. - Так, - констатировал Коровин. - Поднос похищен из моего буфета. Да у вас, Лямпе, ко всему букету патологий еще и клептомания! Стыдитесь, Сергей Николаевич. А еще апологет нравственности. Физик смутился, забормотал невнятное: - Да, нехорошо. Но где же? Время! Ведь никто, ни один! Всё сам! А еще золота бы. Я на золото очень. И металлы родственные! Или уж прямо платину, чтоб подобное подобным. Но где, где? Митрофаний вышел вперед, воззрился на тщедушного Лямпе сверху вниз. Густым, не допускающим ослушания голосом сказал: - Я вам, сударь, вопросы задавать буду. А вы отвечайте внятно, без утайки. Ученый рассмотрел архиерея, склонив голову набок. Потом вдруг вскочил на стул и сдернул с лампы красную тряпку - освещение в комнате стало обыкновенным. Даже стоя на стуле, Лямпе был ненамного выше величественного епископа. Странный человек полез в карман блузы, достал большие очки с фиолетовыми стеклами, водрузил их на нос и снова затеял осматривать преосвященного, теперь еще обстоятельней. |
