|
Решительный человек вне всякого сомнения относился к пресловутой категории "писаных красавцев", в которую мужчины, как известно, попадают вовсе не из-за классической правильности черт (хотя барин был очень даже недурен собой в золотоволосо-голубоглазом славянском стиле), а из-за общего впечатления спокойной уверенности и обаятельной дерзости. Эти два качества, безотказно действующие почти на всех женщин, были прорисованы в лице и манерах элегантного господина так явственно, что оказавшиеся в толпе дамы, барышни, бабы и девки сразу обратили на него особенное внимание. Не была исключением и госпожа Лисицына, подумавшая про себя: "Надо же, какие в Арарате встречаются типы. Неужто и этот на богомолье?" Однако затем вновь прибывший повел себя таким образом, что внимание к его особе из особенного превратилось в зачарованное (что, заметим, при явлении "писаных красавцев" случается нередко). Единым взглядом оценив и поняв положение дел, красавец без малейших колебаний швырнул наземь свою фуражку, туда же полетело и фасонное пальто. Одному из зевак, по виду мастеровому, барин приказал: - Эй ты, марш на дерево. Да не трусь, на сук лезть не понадобится. Как крикну "Давай!", тряси его что есть силы. Такого не послушаться было невозможно. Мастеровой тоже бросил под ноги свой засаленный картуз, поплевал на руки, полез. Публика затаила дыхание - ну, а дальше-то что? А дальше красавец уронил на траву свой сюртук, тоже белый, коротко разбежался и прыгнул с обрыва в бездну. Ах! Разумеется, про "бездну" обычно пишут для пущей эффектности, ибо всякому известно, что кроме той единственной и окончательной Бездны все иные пропасти, земные ли, водные ли, непременно имеют какое-нибудь окончание. И эта, подъярная, тоже была не столь уж бездонна - пожалуй, саженей десять. Но и этой высоты вполне хватило бы, чтоб расшибиться о поверхность озера и потонуть, не говоря уж о том, что от воды так и веяло свинцовым холодом. В общем, как ни посмотри, поступок был безумный. Не геройский, а именно что безумный - было бы из-за чего геройство проявлять! С упомянутым выше "ах!" все сгрудились над кручей, высматривая, не вынырнет ли из волн забубенная светловолосая голова. Вынырнула! Заколыхалась меж изумленных гребешков маленьким лаун-теннисным мячиком. Потом высунулась и рука, махнула. Звонкий, подхваченный услужливым ветром голос крикнул: - Давай! Мастеровой что было сил тряхнул ветку, и котенок с жалобным писком сорвался вниз. Упал в сажени от полоумного барина, через секунду был подхвачен и вознесен над водами. Зрители кричали и выли от восторга, сами себя не помня. Гребя свободной рукой, герой (все-таки герой, а не безумец - это было ясно по реакции публики) доплыл до подножия обрыва, с трудом вскарабкался на мокрый валун и пошел по самой кромке прибоя к тропинке, что была высечена в скале. Сверху уж бежали встречать - подхватить под руки, растереть, обнять. Через несколько минут, встреченный всеобщим ликованием, красавец был наверху. Ни держать себя под руки, ни растирать, ни тем более обнимать он никому не позволил. Шел сам, весь синий, трясущийся от холода, с прилипшей ко лбу косой прядью. Таким, мокрым и вовсе не элегантным, он показался Полине Андреевне еще прекрасней, чем в белоснежном наряде. И не ей одной - это было видно по мечтательным лицам женщин. Чудесный спасатель рассеянно огляделся и вдруг задержал взгляд на рыжеволосой красивой даме, что смотрела на него не с восторгом, как другие, а скорее с испугом. |
