|
- А дозволено ли мне будет присесть? Виталий вздохнул, поняв, что без душеспасительной беседы не обойтись - за свое пожертвование съест у него вдова Лисицына четверть часа, если не больше. - Да вот сюда пожалуйте, - показал он на неудобный, специально для подобных случаев заведенный стул: с ребрышками по сиденью, с шипастой спинкой - больше четверти часа на таком инквизиторском седалище и не выдержишь. Полина Андреевна села, ойкнула, но ничего по поводу удивительного стула не сказала. Немножко похвалила чудесные араратские порядки, чинность и трезвость населения, индустриальные новшества и великолепие построек - архимандрит выслушал благосклонно, ибо при желании льстить и гладить по шерстке госпожа Лисицына умела превосходно. Затем повернула на существенное, ради чего и было потрачено пятьсот рублей. - Какое вашему высокопреподобию подспорье - святой Василисков скит! То-то благости, то-то паломников! - радовалась за ново-араратцев посетительница. - Мало какая из обителей владеет таким неоценимым сокровищем. Виталий скривил круглое, не идущее к долговязию фигуры лицо. - Не могу с вами согласиться, дочь моя. Это прежним настоятелям, кто до меня был, Окольний остров корм давал, а мне, честно сказать, от него одна докука. Паломники сейчас в Арарат не столько ради Василиска, сколько ради отдохновения ездят - и душевного, и телесного. Ведь здесь у нас истинный рай, подобный Эдемскому! Да и без богомольцев, слава Господу, на ногах крепко стоим. От скита же одно шатание в братии и разброд. Иной раз, верите ли, мечтаю, чтоб постановление Синода вышло - позакрывать все скиты и схиму воспретить, чтоб не нарушались иерархия и порядок. - Настоятель сердито топнул тяжелой ногой - пол отозвался гулом. - Вы, я вижу, женщина умная, современного образа мыслей, так что уж я с вами откровенно, без обиняков. Что ж это за святость, когда схиигуменом на Окольней закоренелый развратник! А, вы не слыхали? - спросил Виталий, заметив гримасу на лице собеседницы (очень возможно, что вызванную не удивлением, а неудобством стула). - Старец Израиль, в прошлом чувственный плотоядник, сущий люцифер сладострастия! Пережил прочих схимников, и вот извольте - скитоначальник, главный блюститель синеозерской святости, целый год уже. Никак не приберет его Господь. И я, даром что настоятель, над назначением сим невластен, ибо на Окольней острове свой устав! Полина Андреевна сокрушенно покачала головой, сочувствуя. - И не говорите мне про Василисков скит, - всё кипятился высокопреподобный. - У меня в монастыре питие спиртного зелья строжаише воспрещено, за нарушение на Укатай ссылаю или в скудную сажаю, на воду и корки, а скит подает братии пример хмельноблудия, и вовсе безнаказанный, потому что поделать ничего нельзя. - Святые старцы вино пьют? - захлопала карими глазами Лисицына. - Да нет, старцы не пьют. Брат Клеопа пьет - лодочник, которому единственному дозволяется на Окольний плавать. Невоздержан к питию, чуть не каждый вечер безобразит, песни орет - и не всегда духовного содержания. А прогнать нельзя, ибо заменить некем. Прочие все боятся не то что на остров - к берегу тому близко подходить. Никакими карами не заставишь! - Это почему же? - с невинным видом спросила жертвовательница. - Что там такого страшного? Архимандрит испытующе посмотрел на нее сверху вниз. - Не слыхали еще? - О чем, святой отец? Он неохотно буркнул: - Так, глупости. Не слыхали, так услышите. Я же говорю, скит этот - рассадник бредней и суеверия. Про Черного Монаха заезжей москвичке рассказывать не стал - надо думать, пожалел время тратить. |
